|
Поскольку в небольшой по объему статье невозможно достаточно полно высказать свои соображения по всем поставленным авторами исследования вопросам, я постарался сконцентрироваться на тех из них, которые не получили должного освещения в докладе Правозащитного Центра "Мемориал" "Правовые механизмы противодействия этнической дискриминации и разжиганию этнической вражды в России, возможности их использования и степень эффективности", в подготовке которого я принимал участие. На те вопросы, которые, на мой взгляд, в докладе рассмотрены достаточно подробно, я старался ограничиваться краткими ответами, дополнительную аргументацию можно найти в упомянутом докладе.
Принятие специальных законов против экстремизма и фашизма. На данном этапе мнение оппонентов принятия специального закона, считающих, что такой шаг "лишь сузит правоприменительное поле", представляется нам более аргументированным. Большинство необходимых норм в законодательстве имеется, польза от сведения их в один документ сомнительна, а дать такие нормативные определения понятий "экстремизм" и "фашизм", от которых действительно была бы польза в правоприменительной практике, на сегодняшнем этапе практически нереально.
Идея дифференциации нарушений и санкций за них представляется мне весьма перспективной, однако требует значительного изменения законодательства, в том числе уголовного. Проблема разделения ст. 282 УК на несколько составов (часть из которых можно было бы даже отнести к категории административных правонарушений и вынести из Уголовного кодекса) обсуждается давно. Необходима, "разная мера наказания за слова и действия (чего нет сейчас в ст. 282)", нужно отличать просто оскорбительные высказывания в адрес какой-либо национальности, в том числе даже и в форме пропаганды неполноценности, от высказываний, содержащих призывы к действиям насильственным, или хоть и ненасильственным, но ограничивающим права лиц других национальностей – призывы к "вытеснению" из мест проживания, ограничению доступа к политической жизни, управлению, экономической деятельности, образованию и т.п.
Однако вносить изменения в уголовное законодательство нужно с большой осторожностью. Из всех предложений по изменению ст. 282 я пока не видел таких, которые показались бы мне достаточно продуманными. Мне кажется, в этой области необходима еще большая научно-правовая работа, а опираться она должна на практику проведенных уголовных дел, которых пока слишком мало, чтобы делать конкретные выводы.
Конечно, ст. 282 не идеальна, но в связи с изложенным выше я бы не торопился вносить в нее поправки. Возможно, на данном этапе хватило бы руководящих разъяснений Верховного Суда. Кроме того, власть должна сама определиться, какие из проявлений экстремизма в сфере национальных отношений представляются наиболее нетерпимыми, и ориентировать правоохранительные органы на борьбу с ними, но об этом ниже – в разделе "Возможные политические решения".
Запреты на символику. У меня лично нет глубокой убежденности в необходимости подобных запретов. Если символика выступает в качестве одного из элементов националистической пропаганды, нет нужды в запрете символики как таковой – достаточно общего запрета, а использование "скомпрометированной" символики будет одним из звеньев доказательства умысла автора на возбуждение национальной вражды. Символика сама по себе, в контексте историческом или художественном вражду не разжигает, и использование ее в этих целях дозволено – это оговаривается во всех законопроектах. Отдельный вопрос – использование символики как элемента униформы военизированного формирования. Тут, на мой взгляд, основной агрессивный, угрожающий и оскорбительный для определенных групп населения заряд содержится не в самой символике, а в форме, которая подчеркивает, что носящий ее относится к определенной организации, разделяющей его взгляды (даже если на деле эта организация насчитывает всего несколько человек).
Возможно, запрет на нацистскую (фашистскую) символику действительно необходим в законе "О партиях". Формулировки из проекта закона "О партиях" Владимира Рыжкова, Владимира Лысенко и Вячеслава Игрунова (подготовленного Валентиной Лапаевой) представляются мне вполне приемлемыми.
Закон же о "Запрещении нацисткой символики и литературы" кажется мне излишним. Ст. 3 законопроекта подчеркивает, что запреты не распространяются на случаи, "когда использование соответствующей символики, литературы не направлено на пропаганду идей нацизма", если же такая направленность просматривается – вполне можно применять ст. 282 в нынешней ее редакции. В чем тогда смысл закона?
Запреты на возбуждение социальной вражды. Ни правоприменение, ни теория не дают ответа на вопрос о том, что есть социальная вражда в контексте конституционного положения о запрещении ее возбуждения.
Запрет этот, насколько я понимаю, фактически игнорируется. Мне, например, ничего не известно о том, чтобы кто-то понес ответственность любого рода или хотя бы был предупрежден о недопустимости разжигания социальной розни. В то же время, большого вреда от того, что этот запрет не работает, очевидно, нет. Мне не кажется, что в сегодняшней ситуации высказывания, которые могли бы подпадать под понятие "возбуждения социальной вражды" сильно дестабилизируют ситуацию в обществе, напротив, активное применение указанного запрета могло бы только обострить положение.
Метод поражения в правах. По моему мнению, расширение формулировок нынешнего уголовного законодательства в том, что касается лишения права занимать определенные должности и заниматься определенной деятельностью, было бы большой ошибкой. Лишение права заниматься определенной деятельностью представляет собой весьма существенное ограничение прав лица, и как таковое может быть применено лишь по приговору суда и лишь в качестве меры уголовного наказания – введение каких-либо исключений из этого правила абсолютно недопустимо. Тем более противоречили бы принципам нашего законодательства какие-либо запреты на непрофессиональную, общественную деятельность и ограничения избирательного права. В целом, ограничения чисто политических прав гражданина, не может, на мой взгляд, быть мерой наказания за любое преступление, по той простой причине, что по своему характеру такая мера не может служить достижению целей наказания, изложенных в ч. 2 ст. 43 УК РФ. Исторически поражение в правах нередко служило инструментом политической борьбы, и как таковое и воспринимается в общественном сознании – это еще один аргумент против подобных изменений законодательства.
Совершенно правильным считаю то, что в законе такая мера, как "запрет на профессию" установлен лишь на весьма ограниченный срок. Дело в том, что любые ограничения прав осужденного, длящиеся значительное время после того, как основное наказание уже понесено, фактически закрепляют его неравное положение по сравнению с остальными гражданами и психологически способствуют его возвращению к противоправной деятельности. (Я понимаю, что данное утверждение является достаточно спорным, в настоящий момент я не могу подкрепить его ссылкой на криминологические исследования, однако нельзя не заметить начавшей проявляться благоприятной тенденции к предотвращению всякой дискриминации осужденных, после того, как наказание ими отбыто. Одним из элементов эволюции права в этом направлении было исключение из уголовного права понятия "особо опасного рецидивиста". Ломать эту тенденцию, на мой взгляд, никак нельзя).
Таким образом, на поставленный вопрос: "оправдывает ли цель противостояния национал-радикалам изменения в правовой системе, создающие механизм реального поражения в правах?" отвечаю: по моему мнению, нет, не оправдывает.
Упрощение преследования организаций и СМИ. Не хотелось бы возвращаться к самому вопросу об упрощении процедуры преследования общественных организаций и СМИ, поскольку в нашем докладе мое мнение по этому вопросу отражено достаточно полно. Остановлюсь лишь на вопросе пропаганды в интернете, который нами практически не затрагивался. Проект Минюста, хотя и заслуживает, без сомнения, внимания и обсуждения как одна из первых попыток что-то предпринять в этой области, все же содержит слишком серьезные, на мой взгляд, недостатки.
Главным из них, является, на мой взгляд, его практическая неосуществимость в этой части. Например, в качестве одной из мер предлагается "заблокирование сайта", осуществляемое на основании судебного решения. Для России это еще худо-бедно может работать, хотя очевидно, что найти бесплатное (а тем более платное) место для своей странички любого содержания в российском секторе интернета намного быстрее и проще, чем провести в суде процедуру ее "заблокирования". Не следует забывать, что в данном случае "обвиняемому" придется предоставить все процессуальные права, в том числе право присутствовать в суде лично или через представителей, обжаловать решение и т.п., и т.п. Даже в случае с периодическими изданиями судебная процедура работает неэффективно, а ведь перерегистрировать закрытую газету под другим названием и учредителями много сложнее, чем перетащить готовую страничку на другой сайт, если после долгой тяжбы его все-таки блокируют. Что касается "блокирования" информации на зарубежных сайтах, это вообще практически неосуществимо, а обращения к их владельцам с требованием снять информацию могут и не найти должного отклика просто потому, что в стране местонахождения сайта такая деятельность может вовсе не являться незаконной.
При этом выше речь шла лишь о материалах, "официально" размещенных веб-мастерами и администраторами соответствующих сайтов. Всякие форумы, обсуждения (в том числе практикуемые многими крупными и активно посещаемыми news-порталами), "гостевые книги" и прочее и прочее, что в значительной мере остается за пределом внимания и контроля даже самих авторов основного "наполнения" данных сайтов, вообще не поддаются никакому регулированию.
Считая, что наличие технически невыполнимого в большинстве случаев закона только подрывает его авторитет и ориентирует правоохранительные органы на выборочный и субъективный подход и как таковое крайне нежелательно, я все же предлагал бы на данном этапе не пытаться урегулировать эту сферу законодательно и уж, во всяком случае, не инициировать такие меры как "блокирование" и "лишение лицензии", поскольку пострадают от этого вовсе не те, против кого закон должен быть направлен. Не следует относиться к интернету как к средству массовой информации, поскольку он им не является. Интернет в первую очередь – средство общения, в его создании участвуют в огромной степени не профессиональные журналисты, а обычные люди. Поэтому совершенно нереально предъявлять к ним те же требования, что и печатным изданиям или радио и телевидению. В интернете человек высказывает свое частное мнение, и как таковое его и надо воспринимать. Оно может быть не толерантным, просто оскорбительным для многих, если не для всех, с ним познакомившихся, оно может стать доступным сколь угодно широкому кругу лиц – возможно, в этом случае следует принимать меры по ограничению его распространения, но ни о какой ответственности речи все равно идти не может.
Ответственность общественных объединений. Анализ закона об общественных объединениях показывает, что, в принципе, этот закон содержит все основные механизмы, позволяющие бороться с "экстремистской" деятельностью таких организаций. Конечно, совершенствование формулировок, конкретизация дефиниций, проработка механизмов ответственности и другие улучшения всегда возможны и должны приветствоваться, но глубокое убеждение автора состоит в том, что если не применяются имеющиеся нормы, введение новых не поможет – корень проблемы не в этом.
В своей работе мы уже поднимали вопрос о том, каким образом Минюст может проконтролировать деятельность десятков тысяч общественных объединений. Давался нами и ответ – это в принципе возможно, если разработать систему внутренней классификации организаций по их размеру, активности и общественному влиянию, отдельную группу должны оставлять общественные объединения, которым уже выносились предупреждения, или по поводу которых поступали жалобы и обращения граждан.
Нельзя не учитывать, что организация, насчитывающая тысячи и десятки тысяч членов, требует больше внимания, чем абсолютное большинство объединений, насчитывающих несколько человек и действующих очень незначительный период времени после регистрации, но не утруждающих себя формальным прекращением своего существования.
Представлялось бы целесообразным детально расписать всю последовательность действий уполномоченных лиц, обнаруживших нарушения требований закона. Скажем, зафиксировано выступление на митинге, на первый взгляд, подпадающее под "разжигание расовой, национальной или религиозной розни". Какими должны быть действия сотрудников Минюста? Проведение внеочередной комплексной проверки деятельности всего учреждения? Получение объяснений руководителей объединения и члена объединения, выступавшего на митинге? Направления текста выступления на экспертизу или на отзыв специалистам? Кто может выступать в роли таких экспертов? Должно ли в итоге Министерство ограничиться формальным предупреждением, или требуется направление обращения в прокуратуру с предложением принимать предусмотренные законом меры реагирования?
Регулировать все эти частные, но столь важные вопросы на уровне закона совершенно не обязательно, достаточно объемной, детальной внутренней инструкции. Общая проблема нашего законодательства – обилие деклараций и отсутствие описания механизмов действия, процедур их реализации, что делает закон неработоспособным.
Частные проблемы законодательства. Интересен и весьма показателен вопрос о практике применения п. "е" ст. 63 Общей части УК РФ, устанавливающего в качестве отягчающего обстоятельства совершение преступления по мотивам национальной, расовой, религиозной ненависти и вражды. Особенно важное значение этот пункт должен был приобрести ввиду того общеизвестного факта, что правоохранительные органы предпочитают квалифицировать дела по насильственным преступлениям с националистической "окраской" не по ч. 2 ст. 282, а по "общеуголовным" статьям – хулиганство, нанесение телесных повреждений и т.п. Именно здесь указанное отягчающее обстоятельство должно было найти свое применение – как повысив меру наказания для преступников, поскольку преступления по мотивам этнической ненависти объективно являются более общественно опасными, чем аналогичные, совершенные по "бытовым" мотивам, так и подчеркнув, что наказание в данном случае следует не только за сам факт совершения преступления, но и его мотивы также осуждаются обществом.
Тем не менее, это отягчающее обстоятельство практически не применяется, как и квалифицирующие признаки, предусмотренные в настоящее время пятью статьями Уголовного кодекса. В данном случае правоприменители не могут ссылаться на свою любимую отговорку, а именно на "несовершенство формулировки". Тут все понятно и очевидно, вряд ли какие-либо улучшения возможны и необходимы. Значит, проблема в другом: либо следователи и судьи плохо знают действующий кодекс в этой его части, не имеют представления о данных им возможностях, либо затрудняются в доказывании националистических мотивов преступления (что, как правило, совсем несложно), либо сознательно избегают использования данных отягчающих обстоятельств и квалифицирующих признаков, поскольку это может найти свое отражение в статистике и продемонстрирует, что ситуация в этой области в нашей стране тяжелее, чем многим хотелось бы представлять. Все эти возможности, на мой взгляд, равновероятны. Если существуют иные объяснения, было бы интересно их услышать.
Возможные политические решения. Объявление "кампании" по противодействию экстремизму – к сожалению, единственный на сегодня реальный способ хотя бы на некоторое время мобилизовать чиновников, правоохранительные органы предпринимать какие-то шаги в этом направлении. Конечно, любая вызванная таким способом активность имеет свойство через некоторое время затухать, но если кампания будет достаточно мощной и надлежащим образом организованной, последствия ее будут приносить плоды, по крайней мере, несколько лет, и позволят если не снизить напряженность этой сфере, то хотя бы не позволять ей развиваться выше сегодняшнего уровня.
В рамках такой кампании я считал бы целесообразным:
Первое и самое главное: определить, наконец, какие проявления национальной и религиозной нетерпимости, экстремизма власть считает наиболее тяжкими по своим последствиям и абсолютно недопустимыми. Этот круг должен быть не слишком широким. Пусть он охватывает далеко не все проявления нетолерантности – надо сознательно исключить из него некоторые проявления нетерпимости, которые, хотя безусловно нам не нравятся и не должны поощряться в цивилизованном обществе, все же не содержат повышенной опасности. Сделать это нужно для того, чтобы, во-первых, не распылять усилия, во-вторых, ясно прочертить заметную для всех, а в первую очередь для самих потенциальных экстремистов грань, за которой привлечение к ответственности становится если не неизбежной (недостижимый идеал), то хотя бы весьма вероятной.
В список наиболее опасных проявлений, которые нельзя оставлять без внимания, входят, конечно, все насильственные проявления: избиение, погромы и т.п., далее по степени опасности идут националистические, экстремистские публичные высказывания должностных лиц, а также массовые акции, сопровождающиеся раздачей откровенно националистической литературы, демонстрацией нацисткой символики. Естественно, над этим списком можно работать, он не является исчерпывающим.
Представляется возможным строго не преследовать на первом этапе такие, например, проявления, как пропаганда в интернете (по причинам, изложенным выше), а также единичные случаи нетолерантных высказываний в прессе или на митингах. Я не призываю совсем игнорировать подобные противоправные действия – просто мне кажется, что выделение круга наиболее опасных деяний помогло бы снять накал напряженности, а привлечение к серьезным мерам ответственности виновных в деяниях небольшой или сомнительной с точки зрения части населения общественной опасности подрывает авторитет кампании, позволяет тем, кто сочувствует экстремистам, рассуждать о преследовании политических оппонентов и т.п. Некое сужение поля активно преследуемых деяний, притом, что их круг строго определен и понятен, уменьшит произвольный, выборочный подход со стороны правоохранительных органов, а это, в свою очередь, даст меньше поводов для обвинений в предвзятости.
Второе: из предложенных авторами исследования для обсуждения элементов подобной кампании наибольшее значение в перспективе имеют, по моему мнению, разъяснения законодательства, в идеале – в виде постановления Пленума Верховного Суда. Подробные инструкции Генеральной прокуратуры, Минюста и Минпечати по этим вопросам также важны. Наибольшее значение этому пункту я придаю потому, что даже по "затухании" кампании против экстремистов, эти акты и выработанная на их основе практика будут иметь важное значения при рассмотрении дел данной категории.
Массовая подача исков в суды тоже небесполезна, только желательно, чтобы разъяснения были сделаны до этого, а не после – это позволило бы заодно опробовать заложенные в них рекомендации на практике и выявить их слабые места.
Преследование тех, кто финансирует экстремистов, могло бы иметь наибольшее значение, но практически, на мой взгляд, мало осуществимо. Контроль за финансовыми потоками в стране поставлен весьма слабо, несмотря на все предпринимаемые усилия ужесточить его, думаю, что и в этой отдельной сфере значительных успехов не предвидится. Опять же, с правовой точки зрения, чтобы преследовать финансирование организации, надо сначала добиться признания ее экстремистской.
Не совсем понятен мне смысл идеи "черных списков". Уже и сейчас правоохранительные органы вполне могут вести списки подозреваемых, о совершении или подготовке которыми преступлений данной категории стало известно в ходе оперативно-розыскной деятельности. (Возможно, что они это и делают.) Это всего лишь форма систематизации полученной оперативно-розыскной информации, и я не вижу в этом противоречия действующему законодательству (ст. 10 закона "Об оперативно-розыскной деятельности"). Другое дело, что оперативно-розыскные данные могут быть использованы только для подготовки следственных и судебных действий, возбуждения уголовных дел, служить основанием проведения новых оперативно-розыскных мероприятий – этим область их применения ограничивается. Если эти данные станут основанием для каких-либо иных действий со стороны государственных органов (не следственных и не судебных), например, в виде отказа в проведении публичных акций, регистрации органа СМИ, принадлежащего организации, и т.п. или же попадут в прессу – это уже будет серьезным нарушением конституционных прав заинтересованных лиц, ст. 11 закона "Об оперативно-розыскной деятельности" и может явиться основанием для предъявления судебных исков в разной форме, в том числе – о защите чести и достоинства.
По вопросу амнистии у меня есть особое мнение, возможно, слегка выходящее за рамки рассматриваемого круга вопросов, которое я изложу вкратце. Массовые кампании по амнистированию значительного числа лиц, в том числе тех, чьи дела еще только находятся на стадии следствия, представляются мне совершенно неоправданными в целом. Для этих акций характерен массовый подход, просто по списку статей, практически без учета обстоятельств каждого конкретного дела и личности преступника. Кроме того, применение амнистии на стадии следствия или судебного разбирательства зачастую лишает обвиняемого возможности доказать свою невиновность. В скольких заведомо фальсифицированных делах адвокату приходится отказываться от мысли попытаться добиться полного оправдания невиновного и попытки привлечь к ответственности недобросовестных сотрудников милиции, поскольку его подзащитный, опасаясь неблагоприятного поворота дела и не надеясь на справедливое правосудие, принимает амнистию! В этом смысле амнистия очень часто служит прикрытием следственных ошибок и явных злоупотреблений.
При всех этих недостатках амнистии не приходится сомневаться, что многие люди отбывают наказание, связанное с лишением свободы за преступления небольшой общественной опасности, то есть, принимая во внимания условия содержания в местах лишения свободы, несут наказание, явно несоразмерное совершенному преступлению. Выход, на мой взгляд, прост – шире применять предусмотренные Уголовным кодексом меры наказания, не связанные с лишением свободы. Это позволит добиться соразмерного тяжести преступления наказания без регулярных кампаний по амнистии.
То же относится и к стадии следствия – одним из оснований применения амнистии всегда бывает переполнение следственных изоляторов – а кто заставляет правоохранительные столь необоснованно часто применять меру пресечения в виде содержания под стражей?
Все вышесказанное полностью относится и к делам по статьям о разжигании национальной, расовой и религиозной вражды и нарушении равноправия граждан. Лучше вынести наказание, не связанное с лишением свободы, если в конкретных обстоятельствах такая мера представляется излишне тяжелой, но дело обязательно должно быть доведено до логического конца с полным разбирательством всех его обстоятельств и доказанием вины, а не "скомкиваться" применением амнистии.
Назад, к оглавлению книги или далее...
|