|
Специальные акты против экстремизма или фашизма. Видимо, имеется в виду необходимость принятия закона о борьбе (противодействии) с экстремизмом? Если так, то в юридическом плане это не имеет значения. Только в пропагандистском. Но лично мне милее противодействие без истерии, то есть модификация (корректировка) действующего законодательства без принятия специального закона. Все равно правоприменитель будет пользоваться и УК РФ, и КоАП РФ, и Законом об общественных объединениях, и Законом о СМИ. Указ Президента в нынешней ситуации вряд ли нужен. Юрисдикционных норм он не введет, а о том, что экстремизм опасен, и без того уже всем стало ясно.
На мой взгляд, понятие, которое еще не обрело отчетливый смысл, не должно фигурировать в правовых актах. Смысл слов "терроризм", "террористический акт" люди понимают по объективной стороне преступления (хотя при желании и здесь можно затеять дискуссию), а вот понятие "экстремизм" в массовом сознании еще не обрело такой же смысловой четкости. И это может стать основой либо для юридических ошибок, либо для злоупотреблений (экстремизмом при желании в спекулятивных политических целях можно назвать, скажем, призывы к радикальным демократическим переменам). Примерно то же самое и с "фашизмом". Конечно, когда некоторые ссылаются на то, что не понимают границ значения этого слова, они лукавят. Но теоретически они правы, поскольку у нас это понятие применялось в течение нескольких десятилетий лишь как антиномия "коммунизма" и тесно связано с Великой Отечественной войной, то есть никак не в юридическом контексте (так же, как, например, "империализм").
Нужно ли вообще вводить в юридическую ткань эти понятия? Дискуссия здесь сродни дискуссии о понятии "коррупция". В принципе, возможны оба пути. В законодательстве Италии 1952 г., например, понятие "фашизм" никак не расшифровывается, но правоприменители понимают, о чем идет речь (тем более, что официально фашизм как политическое движение появился именно в Италии в 20-х гг. ХХ в.). Такой же путь избрала и современная Польша. В ст. 13 ее Конституции (любопытное совпадение нумерации с нашей Конституцией) говорится: "Запрещено существование политических партий и иных организаций, которые в своих программах обращаются к тоталитарным методам и приемам деятельности нацизма, фашизма и коммунизма…". Но такие приемы могут позволить себе государства, которые мировоззренчески, ценностно самоопределились. Тогда можно полагаться на здравый смысл следователей и судей. Хотя и при таких условиях возможны расширительные толкования или, наоборот, стремление увести виновных от ответственности. Тем более это возможно у нас, где не вынесена официальная публичная оценка тоталитаризму (а экстремизм в разных своих модификациях и есть деятельность, направленная на установление тоталитарного режима – с этнической, социальной или религиозной окраской, а возможно, со всеми сразу).
Вообще, названия правонарушений – отдельная проблема в праве. Ведь существует довольно много статей Уголовного кодекса, которые определяют слишком широко смысл того или иного преступления. Например, хулиганство еще два века назад не было известно юридической практике. Сегодня это одно из наименее трудных для квалификации преступлений. Но эту легкость дает вовсе не определение хулиганства в ст. 213 УК РФ как "грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся применением насилия к гражданам либо угрозой его применения, а равно уничтожением или повреждением чужого имущества". Ведь при желании можно подискутировать, что значит "неуважение к обществу", наподобие того, как сегодня дискутируют о том, что есть "возбуждение вражды". В первом случае здравый смысл спасает, а во втором – почему-то нет.
Поэтому только длительная правоприменительная практика (судебная и прокурорско-следственная) даст возможность в будущем иметь статью, называемую просто, например, "Экстремизм", по поводу которой не будет возникать споров. Сегодня же целесообразнее не давать определения, а привлекать к ответственности за конкретные преступления, которые в политологическом смысле можно определять как проявления экстремизма, но в сугубо юридическом смысле об этом лучше молчать, ибо иное будет проявлением кампанейщины. Так, по Справке о судебной практике по делам, связанным с политическим экстремизмом, подготовленной отделом обобщения судебной практики Верховного Суда РФ (1998 г.), можно видеть, что явные дела, которые следовало квалифицировать как оскорбление (пусть и по признаку национальной принадлежности), рассматривались по ст. 282 УК РФ "Возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды". Так, одного человека осудили по ст. 282 (в сибирском городе) за то, что на рынке он оскорбил азербайджанца как представителя другого этноса. Тем самым фактически дискредитируется противодействие экстремизму, который по форме есть распространение человеконенавистнических идей (а не оскорбление личности).
Возможность частных запретов. Да, этот подход представляется перспективным, о чем я говорил выше. Но я бы сейчас не стал приводить реестр "частных запретов". Единственное, о чем стоит сказать – это о том, что и в законодательстве, и в судебной, следственной практике необходимо дифференцировать правонарушения, связанные с организованными и индивидуальными формами экстремизма. Первые должны влечь за собой существенно более строгую ответственность.
Но совершенно неправомерно считать, что частные запреты ограничивают конституционно закрепленные права граждан. Об этом свидетельствует не только нормальная логика, но и позиция Европейского суда по правам человека в Страсбурге. Во-первых, п. 2 ст. 9 Конвенции о защите прав и свобод человека и основных свобод гласит: "Свобода исповедовать религию или придерживаться убеждений подлежит лишь ограничениям, установленным законом и необходимым в демократическом обществе в интересах общественного спокойствия, для охраны общественного порядка, здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц". Европейские Комиссия и Суд стремятся строго различать убеждения как частное дело человека и как основу для публичных акций. Они не абсолютизируют свободу мысли, сознавая, что существуют такие убеждения, которые при попытках отдельных лиц или организаций действовать на их основе, нарушают другие охраняемые ценности – жизнь и здоровье, права и свободы других лиц, общественное спокойствие, нравственность. В этом случае европейские органы оказываются на стороне национальных властей, поскольку их действия направлены на защиту демократических ценностей в целом.
В информационную эпоху "словесные" проявления экстремизма (распространение определенных идей) являются не менее, а часто более общественно опасными правонарушениями, чем "традиционные". Но ведь по поводу последних никто не говорит, что это есть покушение на права человека. Отсутствие при экстремистских правонарушениях обычных потерпевших не должно приводить к выводу, что они есть простые проявления плюрализма. Если мы придем к такому выводу, наша цивилизация скоро закончит свое существование. Разумеется, грань между правомерным и неправомерным тут более зыбкая, нежели в сфере насильственных проявлений. Но это не повод ее не видеть вообще. Абсолютизация чего-либо становится профанацией. Это относится в полной мере и к категориям свободы, прав человека, демократии и проч. Вот один из примеров такой абсолютизации (по сообщению «Рейтер»): в отношении нескольких медиков одной из норвежских тюрем в 2001 г. было начато внутреннее расследование. Инцидент был связан с тем, что врачи выписывали препарат "Виагра" заключенным, отбывающим наказание за преступления сексуального характера. Как сообщил Андерс Смит, сотрудник медицинской службы национальной колонии Ila, что неподалеку от Осло, "Виагра" была выписана, по меньшей мере, двум заключенным-насильникам. Эти действия он мотивировал тем, что "заключенные – это нормальные люди, которые время от времени хотят иметь полноценные половые контакты, и если у них возникают проблемы, они, как и все остальные люди, имеют полное право получить помощь". Возможно, информация о действиях тюремных медиков не дошла бы до руководства колонии, если бы один из заключенных, отбывающий наказание за инцест, не стал грубо домогаться своего 16-летнего сына во время тюремного свидания.
Что касается возможности запрета призывов к установлению диктатуры или самодержавия, я считаю, что необходимо различать две ценности: с одной стороны, свобода и возможности защиты достоинства личности, с другой – форма правления. Если форма правления направлена на сохранение свободы и достоинства, ее нельзя приравнивать к экстремизму. Если же мы начнем охранять от критики определенные государственные модели, это приведет к размыванию грани между экстремизмом и инакомыслием. Коммунистическая модель является экстремистской не потому, что предлагает иную государственность, а потому, что эта доктрина отвергает понятия права, прав человека, основана на безоппонентном режиме, социальной вражде, ненависти и насилии. При этом советский строй считает себя высшей формой демократии, но есть самая беспощадная диктатура. Так что само слово "диктатура" еще не является проявлением экстремизма. Важно, во имя чего к ней призывают. Что же касается самодержавия до 1905 г., то мы обязаны учитывать полную легитимность его в то время и опять-таки учитывать, во имя чего призывается его восстанавливать. В любом случае, призыв к диктатуре или к абсолютизму даже формально не подпадает ни под одну из статей УК РФ (если такой призыв не предполагает насильственного свержения существующего строя). Иное дело, когда вместе с такими призывами распространяются идеи ненависти к иным социальным, этническим и религиозным группам.
А попытки определить, реабилитацию каких именно "преступных режимов" можно было бы запрещать, лишь показывают, к чему приводит излишняя конкретизация тех или иных запретов. На мой взгляд, должны быть частные запреты, но не слишком дробные. Иначе мы из благих побуждений расчистим дорогу злу, которое умеет облачаться в разные формы. Что же касается критериев запрета ("далекое–близкое" и др.), то ведь уже есть в истории примеры практической реализации экстремистских идей (гитлеровский фашизм и советский коммунизм). На этом и надо основываться, коль скоро мы не провели рецепции документов Нюрнбергского процесса и не дали официальной оценки практики большевизма (коммунизма). Поэтому в судебном процессе необходим анализ программных документов соответствующей политической организации, ее "излюбленных" методов, иных прямых и косвенных проявлений политического кредо данной организации.
Запреты на символику нужны. Но максимально подробно их описывать не представляется целесообразным. Надо понимать, что в праве вообще никакое правонарушение не описывается исчерпывающим образом. Всегда есть место для правосознания правоприменителя. Только на это приходится рассчитывать. Другое дело, что атмосфера в обществе влияет на сознание правоприменителей. Полагаю, что место для запрета определенной символики не в УК, а в КоАП.
В то же время краткая "антифашистская" формулировка ст. 20.3 КоАП, согласен, смотрится странно. Во-первых, есть стилизованная фашистская символика (в статье же говорится просто о фашистской символике). А, во-вторых, в этой статье есть лукавая лазейка: "в целях пропаганды такой атрибутики или символики". Любой фашизоид способен доказать, что он использует символику "не в целях пропаганды", а для украшения, для оригинальности и проч. Вообще в антиэкстремистских нормах не должно быть такого условия, как "в целях"... Тут важна объективная сторона (это относится и к вопросу о прямом умысле). Умысел здесь всегда презюмируется, равно как при краже, хулиганстве и им подобных правонарушениях.
Запреты на возбуждение социальной и религиозной вражды. Пренебрегать запретом "социальной вражды" не следует. Коммунистическая идея отнюдь не умерла и вновь может попытаться утащить за собой в пропасть Россию. Лучше всего, конечно, было бы признать ленинизм преступным учением. Оно преступно в силу того, что предполагает и объективно ведет к насилию (физическому и духовному, а также к насильственному изъятию собственности). Это было бы правовой основой для последующих судебных решений в отношении конкретных дел. Но этого, к сожалению, в ближайшее время ожидать не приходится. Поэтому стоит внести дополнения и изменения в законы об общественных объединениях и о политических партиях. Возможна следующая формулировка: "Не допускается распространение учений, содержащих идеи ликвидации того или иного социального класса, социальной группы или социального слоя, ликвидации права собственности или отторжения собственности иначе как по решению суда, а равно идеи иного ущемления прав по социальному или имущественному признакам".
А вот вопросы веры не могут быть предметом юридического регулирования. Речь в ст. 282 идет в данном аспекте лишь о переносе религиозной нетерпимости на светскую жизнь. Например, если кто-то выступает с идеями недопущения на государственную службу по причине иного вероисповедания, или, тем более, с призывами изгнать иноверцев из России, или установить государственный строй, при котором иные религии были бы ликвидированы или ограничены в правах. Все это уже подразумевает ст. 282. Еще раз повторю: без обширной судебной практики мы не приблизимся к правильному решению более узких вопросов. Чисто теоретически (вне контекста конкретных дел) никому не удастся найти правильные ответы. Только практика нащупывает реальные границы дозволенного и недозволенного. Беда, что этой практики по существу нет.
Вводить в право понятие "религиозный экстремизм" не нужно. Государство вообще вправе бороться только с политическим экстремизмом, неважно, какую окраску он имеет – этническую, социальную или религиозную. Специфика политического экстремизма в его конечной цели – установление соответствующего политического режима. О "религиозном экстремизме" вправе говорить лишь представители религиозных объединений. Эта разновидность экстремизма не может подпадать под юрисдикцию государства. Когда об этом рассуждают государственные деятели, они выказывают непонимание проблематики. Государству в принципе должно быть безразлично, под каким соусом распространяются идеи зла, вражды, насилия. Иное дело – политики, общество. Активизация на каком-то участке является для них сигналом о соответствующей болезни.
Уголовное, гражданское и административное право. Уточнение формулировок. На мой взгляд, по общественной опасности разделить такого рода деяния трудно. Скорее целесообразен иной критерий. В административном праве должны быть только формальные запреты – скажем, на соответствующие "граффити" на стенах или на ношение определенной символики. То есть на те деяния, где вина очевидна. Для уголовного же права в данной сфере более характерны дела, где важны мотивы преступления, организованный характер и т.п.
В связи с этим предлагаю свой проект закона, где говорится об этом и не только (см. в конце текста).
О вариантах модификации ст. 282 УК. Можно подумать, существует богатая судебная практика, которая выявляет несовершенство нормы. То-то и оно, что подобные предложения есть отвлечение на ложную цель. Вместо того чтобы применять существующую статью, начинаются разговоры о ее несовершенстве. Если начать дифференцировать содержащиеся в ст. 282 понятия, они вообще перестанут работать, ибо следователь будет квалифицировать преступление по статье, скажем, об унижении достоинства, а суд сочтет, что был призыв к дискриминации. И всё – дело на новое расследование. Но самое главное: как сейчас делают вид, что не понимают, о чем речь, так и при дифференциации понятий ничего не изменится.
Что же касается смягчения ответственности, то не такая уж суровая она.
Следует расширить употребление квалифицирующего признака "по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды" на более широкий круг преступлений, чем сейчас, в частности – на хулиганство, на массовые беспорядки.
Возможно, следователи и дознаватели забывают о ст. 63 УК, находящейся в Общей части. Возможно, инстинктивно не хотят "политизировать" отчетность. Трудно сказать, это надо специально изучать. Поправить дело могло бы именно включение квалифицирующих признаков в сами статьи о хулиганстве и проч., что предлагается в настоящем докладе.
А вот метод поражения в правах я считаю опасным направлением правового развития.
Есть пограничные ситуации. Выкрики в толпе – не предмет правовой реакции. И вообще надо понимать, что бытовые и отдельные проявления нетерпимости лечатся одним – народными традициями, основанными на христианской этике (в ее изначальном смысле).
А что касается интернета, то здесь отношение – как к СМИ, а поиск авторов экстремистских сайтов – вопрос техники.
Регулирование в области художественных текстов – это супертрудный вопрос. С одной стороны, нас поджидает цензура. С другой – это отличная форма для распространения экстремистских идей. Думаю (это, впрочем, надо обсуждать экспертам), что выход – в формализации запретов для искусства. Есть же перечень ненормативной лексики (нецензурных слов), хотя сегодня и он фактически бездействует. Примерно так же стоит поступить с конкретными запретами на те или иные слова, имена, изображения. Сразу мы все не учтем, но список должен пополняться. Тут главное – не дать цензору возможности произвольного толкования.
Есть ли какая-то перспектива у механизма гражданских исков? С одной стороны, мне кажется, что декриминализация как раз сыграет положительную роль в противодействии экстремизму, хотя бы потому, что осужденный по уголовной статье экстремист может невольно вызывать чувства жалости, сочувствия. Отвечающий же своим карманом – нет.
С другой стороны, пассивность прокуроров – показатель больного общества. А в больном обществе и дела частного обвинения не будут иметь успеха. Нельзя путать оскорбление и разжигание вражды. Последнее угрожает самой государственности. Поэтому государство не имеет права отказываться от обвинения по таким делам.
Отношение к гражданским искам о закрытии СМИ – такое же, как и к предложению о переводе ст. 282 в дела частного обвинения. Грош цена государству, которое считает подобные публикации проявлением свободы слова и не защищает ни своих граждан, ни само себя. Вообще клевета – это одно, а распространение идей – совсем другое.
Ограничения в отношении общественных объединений описаны в прилагаемом ниже проекте. А вот режим внутри партий – не публичное дело. Другой вопрос – когда это пропагандируется и распространяется.
Вооруженное формирование – когда его члены имеют оружие (не только огнестрельное) и выступают наподобие воинского подразделения (строй, команды, иерархия и проч.). Военизированность – это наличие военноподобной формы одежды, а также подобие воинского подразделения (строй, команды, иерархия и проч.).
Политические решения. Прежде всего, власти необходимо реагировать на высказывания и решения своих представителей (мэров, губернаторов и проч.). Когда граждане и чиновники видят, что наказываются должностные лица, они воспринимают другие заявления о недопустимости экстремизма уже не как дежурные, а как искреннюю и жесткую позицию властей. Вообще, нужно побольше символических акций высших должностных лиц. Классический случай – когда один европейский монарх (кажется, в Нидерландах) во время гитлеровской оккупации нашил на свою одежду желтую звезду в знак солидарности со своими гражданами.
Я разочаровался в кампаниях и указах, их открывающих. Что касается списков, это действительно известный во многих странах прием. В ФРГ есть такие списки (их ведет Ведомство по защите Конституции). В США есть списки террористических организаций. Но важно легитимизировать эти списки, связать решение о занесении в них с определенными последующими действиями.
Приложение
Проект
Российская Федерация
Федеральный закон
О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации и в Федеральный закон "Об общественных объединениях", направленных на противодействие политическому экстремизму
Статья 1. Дополнить Уголовный кодекс Российской Федерации (Собрание законодательства Российской Федерации, 17 июня 1996 г., № 25, ст. 2954; 1 июня 1998 г., № 22, ст. 2332; 29 июня 1998 г., № 26, ст. 3012; 15 февраля 1999 г., № 7, ст. 871; 15 февраля 1999 г., № 7, ст. 873; 15 марта 1999 г., № 11, ст. 1255; 22 марта 1999 г., № 12, ст. 1407; 12 июля 1999 г., № 28, ст.ст. 3489-3491; 12 марта 2001 г., № 11, ст. 1002; 26 марта 2001 г., № 13, ст. 1140) статьей 277.1 следующего содержания:
"Статья 277.1. Создание экстремистской организации и участие в ней
1. Создание экстремистской организации, то есть организации (группы, сообщества) теоретические и духовные основы, цели или действия которой направлены на ликвидацию идеологического и политического многообразия, установление государственной или обязательной идеологии или религии, насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни, а равно руководство такой организацией или входящими в неё структурными подразделениями, –
наказываются лишением свободы на срок от трех до десяти лет.
2. Участие в экстремистской организации –
наказывается лишением свободы на срок от трех до семи лет.
3. Деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, совершенные лицом с использованием своего служебного положения, –
наказываются лишением свободы на срок от пяти до пятнадцати лет.".
Статья 2. Внести в Федеральный закон "Об общественных объединениях" (Собрание законодательства Российской Федерации, 22 мая 1995 г., № 21, ст. 1930; 19 мая 1997 г., № 20, ст. 2231; 27 июля 1998 г., № 30, ст. 3608) следующие изменения и дополнения:
1. Абзац первый статьи 16 изложить в следующей редакции:
"Запрещаются создание и деятельность общественных объединений, теоретические основы, цели или действия которых предполагают ликвидацию идеологического и политического многообразия, установление государственной или обязательной идеологии, религии, а также нарушение целостности Российской Федерации, создание вооруженных формирований, социальную, расовую, национальную и религиозную рознь, либо чьи действия направлены на осуществление таких целей.".
2. Статью 38 изложить в следующей редакции:
"Статья 38. Контроль за деятельностью общественных объединений
Контроль за соблюдением законов общественными объединениями, а также за соответствием их деятельности уставным целям осуществляют органы, регистрирующие соответствующие общественные объединения. Указанные органы вправе:
запрашивать у руководящих органов общественных объединений их распорядительные документы;
направлять своих представителей для участия в проводимых общественными объединениями мероприятиях.
Финансовые органы осуществляют контроль за источниками доходов общественных объединений, размерами получаемых ими средств и уплатой налогов в соответствии с законодательством Российской Федерации о налогах.
Надзор и контроль за выполнением общественными объединениями существующих норм и стандартов могут осуществляться экологическими, пожарными, эпидемиологическими и иными органами государственного надзора и контроля".
3. Статьи 42, 43, 44, 45 изложить в следующей редакции:
"Статья 42. Меры ответственности, применяемые к общественным объединениям за нарушение Конституции Российской Федерации и законов Российской Федерации
За нарушение Конституции Российской Федерации, настоящего Федерального закона, иных законов Российской Федерации к общественным объединениям могут быть применены следующие меры ответственности:
предупреждение;
приостановление деятельности;
запрет, в том числе запрет в связи с признанием данного общественного объединения экстремистской организацией.
Статья 43. Основания и порядок вынесения предупреждения и приостановления деятельности общественного объединения
Предупреждение зарегистрированному или незарегистрированному общественному объединению выносится за нарушение им законодательства Российской Федерации или совершение действий, противоречащих его уставным целям, не имеющие большой общественной значимости. Предупреждение выносится в письменной форме органом, регистрирующим общественные объединения. Этот орган самостоятельно определяет степень общественной значимости нарушения.
Предупреждение выносится в адрес руководящего, в том числе исполнительного, органа общественного объединения с указанием конкретных оснований вынесения предупреждения.
В случае повторного нарушения в течение шести месяцев со дня вынесения предупреждения, а равно неустранения в течение шести месяцев нарушения, в отношении которого было вынесено предупреждение, орган, регистрирующий общественные объединения, приостанавливает деятельность данного общественного объединения на срок до одного года, о чем обязательно должно быть сообщено в общедоступных средствах массовой информации.
В случае приостановления деятельности общественного объединения на срок, установленный решением органа, регистрирующего общественные объединения, приостанавливаются права данного общественного объединения как учредителя средств массовой информации, ему запрещается организовывать собрания, митинги, демонстрации и другие публичные мероприятия, принимать участие в выборах, использовать банковские вклады, за исключением расчетов по хозяйственной деятельности и трудовым договорам, возмещению убытков, причиненных его действиями, и уплате штрафов.
Если в течение установленного срока приостановления деятельности общественного объединения оно устраняет нарушение, послужившее основанием для приостановления его деятельности, то после окончания указанного срока общественное объединение возобновляет свою деятельность. В случае неустранения общественным объединением указанного нарушения орган, регистрирующий общественные объединения, вносит в суд заявление о запрете соответствующего объединения.
Решения органа, регистрирующего общественные объединения, о предупреждении или приостановлении деятельности могут быть обжалованы в суд общественным объединением, которому вынесено предупреждение или деятельность которого приостановлена, в порядке и сроки, установленные законодательством Российской Федерации в отношении обжалования незаконных решений и действий государственных органов и должностных лиц.
Общественное объединение вправе требовать компенсацию за причиненный моральный или материальный ущерб, вызванный необоснованным решением о предупреждении либо приостановлении его деятельности в порядке, установленном законодательством Российской Федерации.
Статья 44. Запрет общественного объединения
Общественное объединение запрещается по решению суда в случаях:
нарушения требований статьи 16 настоящего Федерального закона;
виновного нарушения действиями общественного объединения прав и свобод граждан;
неустранения нарушений в течение срока, отведенного органом, регистрирующего общественные объединения при принятии решения о приостановлении деятельности;
неоднократного нарушения законодательства Российской Федерации после возобновления приостановленной в установленном законом порядке его деятельности.
Заявление в суд о запрете общественного объединения может быть внесено органом, регистрирующим соответствующие общественные объединения, а равно гражданином независимо от того, были ли нарушены его права и законные интересы деятельностью данного общественного объединения.
Запрет зарегистрированного в установленном порядке общественного объединения по решению суда означает его ликвидацию в порядке, предусмотренном Гражданским кодексом Российской Федерации.
Запрет общественного объединения в случае признания его экстремистской организацией производится в рамках уголовного процесса.
Статья 45. Признание общественного объединения экстремистской организацией
Основанием для признания общественного объединения экстремистской организацией является обвинительный приговор в отношении гражданина, признанного виновным по статье 277.1 Уголовного кодекса Российской Федерации.
Одновременно с обвинительным приговором по статье 277.1 Уголовного кодекса Российской Федерации судом выносится определение о запрете соответствующей экстремистской организации.".
Статья 3. Настоящий Федеральный закон вступает в силу со дня его официального опубликования.
Назад, к оглавлению книги или далее...
|