English version
НАЦИОНАЛИЗМ, ЭКСТРЕМИЗМ, КСЕНОФОБИЯ
|
Экстремизм и ксенофобия в избирательных кампаниях 1999 и 2000 гг.
|
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ СООБРАЖЕНИЯ
|
Е.М.:
- Что изменилось за истекший год?
- Главное, что изменилось - это настроение политической и околополитической тусовки. "В воздухе" висит некоторая напряженность, но когда дело доходит до фактов, то получается, что перемены невелики. Например, абсолютный рекорд антизападной истерии был поставлен в мае 1999 года, в момент бомбардировок Югославии, когда все ветви власти и подвижная часть граждан слились в антинатовском экстазе. По сравнению с этим нынешнее недоверие к обобщенному "Западу" и ожидание от него всяческих пакостей - это семечки. Например, на сей день в связи с норвежскими водолазами есть, напротив, даже некоторое чувство благодарности, которое наверняка скоро пройдет. Медовый месяц России и Запада кончился с отставкой Козырева, и с тех пор изоляционистские тенденции плавно нарастали и продолжают нарастать. Что касается политических прав и свобод, до с ними тоже все не так просто. Есть общее чувство, что собираются ущемить, но пока серьезно никого не ущемляли. Единственный выдающийся факт - это безобразная история с Бабицким. Прочие чеченские истории как минимум неоднозначны. Сюжет с Гусинским демонстрирует прежде всего абсурд ситуации, в которой либеральная (в широком смысле) общественность вынуждена защищать свободу слова отдельно взятого олигарха (то есть не в последнюю очередь свободу олигарха искажать информацию в собственных интересах), потому что никакой другой свободы слова в стране просто нет. Что касается возможности гласного обсуждения разнообразных тем или публичной критики каких-то фигур, то сегодня они больше, чем год назад. Возможность критиковать федеральную власть не исчезла, а провал губернаторских блоков на выборах вывел их лидеров из зоны "вне критики". В то же время министр СМИ Михаил Лесин - фигура действительно мрачная, и от его планов создания государственного медиа-холдинга несет госмонополией на массовую информацию, особенно на ТВ.
Из хорошего. Ход обсуждения закона о чрезвычайном положении показал, что Путин способен пойти на уступки относительно собственных полномочий. Дума при активной поддержке администрации президента приняла закон, направленный на существенную гуманизацию системы уголовно-исполнительных наказаний. Из других новостей. В Чечне прошли выборы депутата ГосДумы. С одной стороны, выборы в условиях продолжающихся военных действий - это абсурд, с другой - победившего кандидата (Асланбека Аслаханова) никак нельзя считать ставленником федерального центра.
Отсутствие изменений к худшему не является в нашем случаем основанием для радости или хотя бы спокойствия. Ситуация довольно тяжелая. Ксенофобия является бытовой нормой, а также не осуждается либо прямо пропагандируется региональными властями (Кондратенко, Лужков, Наздратенко с "китайской угрозой" и пр.) Стандартное отношение общества к любому "чужому" - иррациональное (недоверие, страх, зависть). В международных отношениях установка на диалог чаще декларируется, чем осуществляется. Президент Путин, как и поздний Ельцин, не считает гражданские права и свободы своим приоритетом. Медиа вспоминают о свободе только в тех случаях, когда это касается их непосредственно; в остальное время они вполне искренно пропагандируют идеалы порядка, сильной (читай - грубой) патерналистской власти, упиваются российской самобытностью и ностальгируют по "великой державе".
- Что будет происходить дальше?
- Есть ощущение, что Россия находится на развилке, и возможен уход в самоизоляцию, "закукливание", что приведет к дальнейшему росту ксенофобии, национализма, шовинизма. При этом ни для общества, ни для власти этот вариант не является желательным, но к нему легко можно сползти. Предпосылки в качестве оскорбленного национального достоинства и комплекса национального превосходства (он же, разумеется - комплекс неполноценности) в обществе имеются. Вариант авторитарной модернизации (Путин-Пиночет) представляется менее вероятным хотя бы потому, что для его осуществления нужна эффективно работающая государственная машина. А вот какая-нибудь вяло текущая антикосмополитическая кампания, камлания вокруг особого российского пути, вспышки великорусского шовинизма - эти прелести вполне возможны.
А.В.:
- Об итогах "года Путина".
- Нельзя все же сказать, что за год мы не видим авторитарных тенденций. Скажем, даже весьма неполноценная свобода слова на ТВ все равно гораздо лучше контроля Кремля над всеми основными каналами. (Я думаю, что дальнейшие ущемления свободы слова власти просто не нужны.) Можно сказать, что с момента избрания Путина Кремль наращивает свои возможности – для нас же важно, как он их будет использовать. У меня нет презумпции виновности в отношении Путина, но лидирующие группы его придворных – старая "семья" и друзья из спецслужб – обе способны на эскалацию авторитаризма.
Тот факт, что бесконечная война в Чечне постепенно превратилась в фоновый процесс, - потенциально чрезвычайно опасный. В сущности, сейчас общество при подходящем стечении обстоятельств готово на многое, в том числе и по отношению к Западу. Власть ничуть не агрессивнее и не ксенофобнее общества, если за таковое не считать только демократическую прессу.
- Кремль и опасность национал-патриотического сдвига.
- Система идеологических приоритетов новой власти еще не сложилась и есть основания опасаться, что сложится под значительным влиянием имперских идей. А вот этно-национализмом власть почти не страдает. Даже война в Чечне вызвала рецидивы национализма и ксенофобии скорее в СМИ, чем у чиновников. И непомерного влияния Церкви, чего все так раньше опасались, не видно.
Вообще, в Кремле сидят люди, очень прагматически настроенные, даже чересчур. Для них идеологизированность сама по себе – фактор, отталкивающий от партнерства. Это относится ко всему национал-патриотическому спектру, даже к умеренной его части.
Есть основания опасаться другого. Культивирование "альтернативной" оппозиции уже входит в обычай – как в случаях с движениями Березовского и Селезнева. Если это можно проделывать в демократическом и коммунистическом секторах, ничто не мешает проделать то же и в умеренном национал-патриотическом, возможно – с участием Церкви, хотя скорее – без такового. Кандидаты в лидеры найдутся. И так уже умеренные национал-патриоты за пределами КПРФ чуть ли не поголовно поддерживают Путина.
Отчасти этот сценарий был осуществлен ранее – в лице Владимира Жириновского. Но он слишком непопулярен среди "идейных" национал-патриотов, следовательно, его политическая ниша заведомо ограничена. Да и вообще, нет никакой уверенности, что его партию удастся сохранить в следующей Думе.
Опасность такого сценария не в том, что кремлевские чиновники заразятся националистическими идеями, а в легализации этих идей. Аналогичный процесс уже намечается по отношению к коммунистам. И профессиональные кремлевские пропагандисты, и часть демократов вдруг заговорили, что с ними надо общаться так же, как с другими политическими силами. Но наши коммунисты представляют собой слишком антилиберальную и ксенофобную силу, чтобы считать их нормальными политическими партнерами.
В.П.:
- Что изменилось за истекший год?
- Фактически сложился режим "управляемой демократии" (псевдоним мягкого авторитаризма). И главное, этот режим принят народом и основными политическими силами страны. Заслуживающие доверия источники утверждают, что выборы Путина 26 марта - фальсифицированы. См. подробности в "Русской мысли" и в "Moscow Times" (или здесь).
Путин не был избран в первом туре, он получил 48-49% голосов, а не 52,94%. Тем не менее, никто - ни коммунисты, ни "Яблоко" (которые, собственно, и собрали бОльшую часть данных, остальное - журналисты) не говорят, что с точки зрения закона Путин - не президент, а всего лишь и.о. президента (пока не проведен второй тур).
Это ситуация свидетельствует о том, что ведущие политические силы готовы сдать исполнительной власти такой элемент демократии, как честные выборы. Путин пришел надолго, как Туркменбаши, Каримов, Назарбаев. Во всяком случае, он хочет остаться надолго. Он не проиграет выборы в 2004 и 2008 гг., он их фальсифицирует (от использования фальсификации таких людей может удержать только угроза бунта). А запрет на третий срок президентства, он, разумеется, отменит.
- Авторитарный режим и степень его жесткости.
- Пока диктатуры Путина нет. Даже НТВ все еще не съели. Хотя через год, я уверен, никакого Шендеровича в телевизоре не будет, а Киселев или исправится, или его тоже не будет.
Диктатуры нет главным образом из-за оглядки на Запад. Но Запад прекрасно относится к диктаторским режимам Алиева, Назарбаева, Каримова - при том что плохо относится к гораздо более мягкому авторитаризму Лукашенко. Главное - соответствовать определенным параметрам, которым Каримов соответствует, а Лукашенко нет. Если Путин будет в отношении экономических и геополитических интересов Запада вести себя как Каримов, а не как Лукашенко, - ему разрешат любую диктатуру.
Кроме того, у Путина пока нет настоятельной необходимости грубо затыкать род прессе. Появится такая необходимость - грубо заткнет.
Я думаю, что когда режим Путина стабилизируется, по степени жесткости он все-таки будет ближе к варианту Алиева-Назарбаева, чем к варианту Ниязова-Каримова. То есть кое-что вякать будет позволено.
А из того, что уже есть, помимо дела Бабицкого, "зачистки" Доренко и неминуемого грядущего разгрома НТВ, - есть новый Административный кодекс, который, например, предусматривает обязательное ношение с собой паспорта. Раньше это был произвол ментов - требование всегда иметь при себе паспорт - теперь это "диктатура закона".
- Идеология путинского режима.
- В общем-то сохраняется идеология воровства - как то, чем руководствуются представители режима на практике. Премьер на весь мир известен кличкой "Миша Два процента", но это Путину не мешает.
При такой реальной, внутренней, идеологии правящей клики показная, внешняя идеология может быть любая. Сегодня - личина монетаризма, завтра - личина дирижизма. Сегодня - это державный национализм (или скорее комплекс имперской неполноценности) как бы с сохранением демократического внешнего вида, а завтра - расово-этнический национализм. Почему бы нет, если это окажется выгодно? Если в какой-то момент остаться у власти можно будет только путем разжигания ненависти к кавказцам?
- Антисемитизм и кавказофобия.
- Антисемитизм не может стать существенной чертой государственной идеологии: потому что антисемитизм не в моде, скажем, в Швейцарии, а начальство любит отдыхать именно в Швейцарии. Ну и кроме того, в составе правящего класса много полуевреев и четвертьевреев, а у президента к тому же любимая школьная учительница немецкого языка - еврейка. Но главное - это мнение Швейцарии и Америки. Они нам антисемитизма не разрешат.
А вот чеченофобию, кавказофобию, или вообще "чернофобию" они нам разрешили. И она уже является существенной чертой идеологии. Во всяком случае "чернофобия" - это идеология милиции, армии, вообще, видимо, силовых структур. И идеология московской мэрии. В Москве кавказцы чувствуют себя примерно так, как евреи в Германии 30-х гг - еще до начала Холокоста, но уже после прихода Гитлера к власти (естественно, это не относится к привилегированным кавказцам, вроде Зураба Церетели или Умара Джабраилова, но это исключения, подтверждающие общее правило). Я только удивляюсь, почему в Махачкале до сих пор не относятся к русским так же, как в Москве к дагестанцам. Видимо, потому что русских там пока еще почти половина населения. Но я боюсь, что русское население Дагестана и других северокавказских республик ждет та же судьба, что и судьба русского населения Чечни. Если быстро и резко не изменится политика московских властей по отношению к московским кавказцам, отток русских из Дагестана превратится в бегство.
- Политические ориентиры Путина.
- У Путина есть более опасные связи и духовные ориентиры, чем предполагаемое Чубайсом вредное "влияние Солженицына".
Вот Путин с Прохановым встречался, после чего газета "Завтра" его еще сильнее возлюбила (правда, потом на сдачу Милошевича сильно обиделась). Евразийский национализм Проханова - это как раз такая форма державной озабоченности, к которой Путин предрасположен. Собственно, он уже этой болезнью заражен, хотя пока что в слабой форме.
Или Путин очень любит Петра I, при котором треть населения России вымерла ради прорубания "окна в Европу" и вместо отмены крепостного права, которое собирался провести тогдашний олигарх Василий Голицын, крепостничество утвердилось на лишние 150 лет. Путин держит у себя на стенке портрет Петра, явно себя с ним ассоциируя. А из западных государственных деятелей он любит Наполеона, который ему более, чем Петр Алексеевич, подходит по росту (а еще Андропова - правда, в сочетании с де Голлем и Эрхардом).
Больное недореформированное государство и президент-спортсмен с комплексом имперской неполноценности и амбициями одновременно Петра I и Наполеона - опасное сочетание.
Е.М.:
- Мне показалось весьма существенным замечание А. Верховского о той опасности, которую представляет собой легализация экстремистских идеологий и соответствующих политических сил. Речь идет, во-первых, о коммунистах, во-вторых, об (ультра)националистах. Действительно, такого рода ползучая легализация уже идет, особенно по отношению к коммунистам, и это действительно новость.
Ельцин всегда публично осуждал национализм и враждовал с коммунистами (хотя кулуарно ему приходилось договариваться с левыми, точнее говоря - покупать их). В случае с национализмом, видимо, имела место инерция советского воспитания. Что до коммунистов, то вся политическая карьера Ельцина возникла на почве его разрыва с КПСС, который, как все помнят, был весьма травматическим, а в дальнейшем именно борьба с коммунистической опасностью обеспечила стареющему лидеру второй президентский срок.
Владимир Путин - совершенно другой случай. У него нет ни личных, ни тактических причин быть антикоммунистом. Его участие в губернаторской кампании коммуниста Геннадия Селезнева (который тем не менее выборы проиграл), поведение его порученцев в Думе в момент выборов спикера и раздела должностей, его нескрываемая любовь к чекистам - все это способствует тому, что антикоммунизм в современной России стремительно выходит из моды. Дело не в том, что президент любит коммунистов - скорее всего, он к ним вполне равнодушен. Но в постсоветской России не отмежевываться от советского прошлого означает поощрять коммунистическую пропаганду.
В сегодняшней России дети учатся в государственных школах, где им преподают общественные науки учителя-коммунисты (это не всегда члены партии; для того, чтобы быть агрессивным сторонником советского строя, не нужно вступать в КПРФ). Высшая школа и академические учреждения - это заповедник советских кадров, воспитанных на идеях марксизма-ленинизма и ностальгирующих по золотым советским временам. (см., например, нобелевского лауреата Жореса Алферова). Телевидение, за некоторым исключением, пронизано все тем же бессмертным духом "совка", и внушает телезрителю нехитрый набор мыслей: все беды - от демократии, правозащитники - наемники Запада, а Советский Союз был великой державой. Раньше, при Ельцине, коммунистической пропагандой занимались все-таки с некоторой оглядкой. Теперь будут без оглядки. Плоды могут быть довольно страшными. Как известно, строительство Гулага начинается в сердцах людей.
До легализации крайнего национализма дело пока не дошло. Страсть российских националистов к Путину пока односторонняя. С другой стороны, несмотря на все утверждения власти о том, что война в Чечне - это не война против чеченцев, конкретный характер боевых действий свидетельствует о том, что (скорее всего, против желания власти) происходит война русских против нерусских. Опыт сравнения первой и второй чеченских войн показывает, что именно от того, как действует машина государственной пропаганды, зависит уровень легальной ксенофобии в обществе (латентная ксенофобия, к сожалению, присуща человеческим сообществам просто по природе). "Путинская" пропаганда оказалась куда более бесстыдной, и, как следствие, более эффективной, чем "ельцинская".
В. Прибыловский совершенно прав, когда утверждает, что агрессивный национализм стал официальной идеологией силовых структур. Если федеральная власть его одобряет, то все разговоры о возможности на нее повлиять теряют смысл. Однако мне все-таки кажется, что власть скорее терпит национализм, не желая видеть его разрушительного потенциала. Поэтому многое зависит от реакции гражданского общества, каким бы слабым оно ни было в России.
Можно согласиться с замечанием А. Верховского о том, что власть в России ничуть не агрессивнее и не ксенофобнее общества. Ощущения подсказывают, что даже наоборот - власть все-таки, в отличие от массы, частично разумна. Однако нужно учитывать, что если изучать массовые настроения почти в любой стране (и уж точно - в любой стране, переживающей переход от тоталитаризма к, будем надеяться, демократии), то картинка получится самая неприглядная. В России за 10 лет все-таки сложились худо-бедно институты, позволяющие ограничивать инстинкты масс. Как-то: парламент, политические партии и движения (пусть слабые и немассовые), общественные организации, и, наконец, средства массовой информации, способные навязать обществу представления о приличиях. Пока названные институты сохраняются, сохраняется и возможность позитивного влияния и на власть, и на общество (не в смысле "общества граждан", а в смысле массы).
А.В.
- Мы все по-прежнему ждем, во что превратится Mister Putin.
Все-таки не верится, что централизованные погромы кавказцев по русским городам будут когда-либо избраны в качестве средства спасения власти. Не только потому, что этого "не позволит" Запад (а естественная снисходительность западных политиков к нашему уровню демократии не беспредельна), но в первую очередь потому, что суть путинского правления – стабилизация и порождение на ее основе некоего "нового консерватизма".
Нельзя, конечно, вовсе исключать катастрофический сценарий развития страны. Мы ведь в России живем. Но сейчас актуальнее всерьез отнестись к качеству формирующейся идеологии путинского правления. Она может законсервировать правовой, экономический, имперско-националистический беспредел, и тогда уже он станет точкой отсчета в дальнейшем развитии страны, а не демократические ориентиры 90-х.
Эта угроза тем более реальна, что невнятный пока "новый консерватизм" поддерживается ведь не только Путиным, силовиками и некой "темной массой". Здесь в той или иной степени вносит свою лепту и наша демократическая общественность. Можно привести примеры известных журналистов выраженной либерально-демократической ориентации, транслирующих теперь заодно и имперские идеологемы. Можно указать на то, что не один Глеб Павловский интеллектуально обслуживает режим "управляемой демократии", но вместе с ним или параллельно с ним и еще множество людей, причислявших или поныне причисляющих себя к либеральному лагерю, или просто талантливых интеллектуалов. Стоит также напомнить, что зловещий тиран-реформатор Петр I – фигура в российской историографии скорее положительная, а знаменитый памятник Петру был в свое время символом "Выбора России".
Тенденции, идеологические и политические, в среде интеллигенции (в широком смысле этого слова, включая заодно и произошедших из нее чиновников и бизнесменов) не так уж поддаются манипулированию кремлевских политтехнологов. Наоборот, реакции этой среды являются ориентиром для нашего осторожного президента.
Сейчас возникает ощущение, что по разным причинам – из-за конформности, цинизма или безразличия – не только "масса", но и "демократическая общественность" сама склоняется к имперскому, авторитарному и даже отчасти к националистическому сценарию. И это представляет собой одновременно и признак серьезности нависшей над нами угрозы, и причину, по которой эта угроза становится все реальнее.
Беседовали Екатерина Михайловская, Александр Верховский и Владимир Прибыловский.
Все обзоры "Панорама"