У этой статьи суровая судьба. Первоначально она была написана для первого номера еженедельника "КоммерсантЪ-Власть" и даже напечатана, но настолько, после нескольких туров редактирования, "изменившимся лицом" (включая некоторые крайне неожиданные для автора утверждения и выводы), что это была уже другая статья.
А мы публикуем ту самую.
С иллюстрированной и озвученной версией этого текста можно ознакомиться в Интернете по адресу:
Несколько слов о предмете. Суть политики состоит в борьбе за власть. Эта борьба обычно происходит по таким правилам, что в ней участвуют две стороны. Сторонники третьего пути и прочие центристы могут дальше не читать.
Конечно, Бог Троицу любит, да и генерал Лебедь с Россом Перо (третьи финалисты в соответствующих президентских гонках) - люди не из последних. Тем не менее, трудно вспомнить страну, в которой во втором туре президентских (а также губернаторских и прочая) выборов за пост борются хотя бы три кандидата. Кто такие системы знает - пусть поделится*. Еще более затруднительно припомнить футбольный матч, в котором бы одновременно участвовали три команды. Итак, возвращаемся к сладкой парочке.
_____________________________________
* Именно такая система (три кандидата во втором туре) применяется на парламентских выборах во Франции. Поэтому там всегда и известно, сколько мест социалисты получили благодаря помощи комунистов, а сколько досталось Ле Пэну из-за нежелания правых отдавать социалистам свои голоса. - Ред.
В нашем веке и в рамках того, что англичане почему-то называют континентальной политической системой, хотя и сами, с русской точки зрения, в нее вполне вписываются, политическая борьба обычно идет между "правыми" и "левыми". Например, президентские выборы во Франции - социалисты (левые) против Объединения в поддержку республики и Демократического союза (правых). Парламентские выборы в Италии - левая коалиция Романо Проди ("Оливковое дерево") против правой коалиции Сильвио Берлюскони ("Полюс свободы"). Германия - христианские демократы (правые) и вечные соперники социал-демократы (левые). Наконец, Великобритания - лейбористы (левые) и консерваторы. (правые).
В Америке, как известно, нет левых и правых, а есть демократы (правые и левые) и республиканцы (правые и левые). Однако последние президентские выборы с легкостью вписываются в право-левый сюжет. Демократ Клинтон (левый) победил республиканца Доула (правого).
Появление в политике правых и левых - это случайность. В Конвенте времен французской революции (по другой, менее распространенной версии, в революционном английском парламенте Оливера Кромвеля) сторонники перемен сидели слева от председательствующего, а более умеренные деятели располагались справа. Было бы наоборот - Коль с Шираком нынче ходили бы в левых, а правый Блэр праздновал бы победу над лидером левых Мэйджором.
Появление в политике правых и левых неслучайно. Язык сам подсказывает, кто правый, а кто левый. Правые - это те, которые правы. А кто прав? Прав тот, кто знает установления, созданные предками, и поступает согласно им. Прав тот, кто обладает рассудительностью, умеренностью. Правые - значит правильные, хорошие, такие как нужно. А левые?
Левые - это сомнительная публика. Левая рука - неверная, ненадежная. А каково встать с левой ноги? Вот именно. Левые - подсказывает язык - это неправые, неправильные, не такие, кривые. И совершенно непонятно, почему кто-то, да еще политик, мог согласиться, чтобы его называли левым.
Политические левые возникли тогда, когда разрыв с традициями стал восприниматься как нечто допустимое и притягательное. Когда идеал, по крайней мере, части общества. Оказался не сзади, в "золотом веке", а впереди, в светлом будущем. Когда перемены стали означать не обязательно наступление мора и глада. Одним словом, в Новое Время.
Отцами левых были утописты, революционеры и романтики. Правые были всегда. Левые заявили о себе, восстав против правых. Их вывел на сцену тот же бунт европейского индивидуалистического сознания против традиций, против конформизма, против истэблишмента, который дал импульс современному - последних двухсот лет- искусству. Поэтому среди художников так много левых - и так мало правых газет приличного качества.
Левые - сторонники перемен. Правые - сторонники традиций. Левые - радикалы. Правые - умеренные. Что еще? Правые защищают традиции, следовательно, интересы традиционных общественных групп, следовательно, интересы старой элиты. Левые выражают интересы новых групп - третьего сословия во Франции рубежа XVIII - XIX веков, наемных работников в Германии начала нашего века. Левые тесно связаны с новой, формирующейся элитой - революционными французскими буржуа эпохи французской революции, профсоюзами первых десятилетий XX века. Правые связаны с устойчивыми слоями в обществе, левые - с теми группами, которые находятся в состоянии социальной мобильности. Как у Окуджавы: "Стойте справа, проходите слева".
Левые выступают против социального неравенства и призывают делиться. Правые считают социальное неравенство данностью. Имеется соответствующая мифология. Левые придумали миф о социальном государстве. Каждому гражданину социального государства от государства положены пенсии, пособия и прочие блага, чтобы у всех была хорошая жизнь. Государство берет деньги у тех, кто много или удачно трудится и распределяет их примерно поровну. Правые придумали миф о чистильщике сапог, который стал миллионером, потому что много трудился. А остальные чистильщики сапог, которые не стали миллионерами, были ленивые - как та лягушка, которая ленилась дрыгать лапками и утонула в кувшине с молоком. Левые - за социальное обеспечение, хотя и не против частной инициативы, кто же против. Правые - за частную инициативу, а социальное обеспечение как-нибудь.
Итак, правые - традиционалисты, сторонники умеренности и частного предпринимательства. Левые - за реформы, прогресс и социальную справедливость. Это по идее и в принципе. А в жизни как?
В жизни, естественно, все отчасти неправильно. Авторы великих экономических реформ современности - Маргарет Тэтчер (лично) и Рональд Рейган (в качестве вывески) - правые, консерваторы. Кто создал в Испании простор для частной инициативы и свободной конкуренции? Социалист Фелипе Гонсалес. Удивительно ли это? Да нет, нормально.
Нормально и то, как комментировали в Великобритании победу лейбористов на парламентских выборах. Почему лидер лейбористов Блэр победил? Потому что обновленные лейбористы Блэра оказались более правыми, чем консерваторы под водительством Мейджора. А во Франции уже не в первый раз - правый президент и левый премьер-министр. Рассуждая логически, такое сосуществование левых и правых внутри исполнительной власти должно было привести к потере управляемости страной. Ан нет, все нормально.
В Италии, как всегда, все замечательно. Приходит к власти первое за сорок лет левое правительство, начинает с чего .... правильно, с того, что сокращает бюджетный дефицит. Читаю в Москве французскую газету "Фигаро", очень правую. Комментатор комментирует: ну это же Италия, чего вы хотите. Там вообще весь политический спектр правее, чем во Франции. Взять, например, Партию демократических левых (в девичестве Итальянская коммунистическая партия) - да они гораздо правее Объединения в поддержку республики. И в заключение вздыхает: ах, если бы французские правые взяли пример с итальянских коммунистов!
Идея социального государства перестала быть интеллектуальной собственностью левых примерно в 50-ые годы. Сейчас это уже часть незыблемой традиции. Ни один, самый отчаянный деятель, все равно, левый или правый, если он серьезный политик, а не шушера или свободный мыслитель, не посмеет покуситься на завоевания трудящихся. Максимум, что позволено - это отщипнуть кусочек от имеющихся льгот. Да и то, конечно, с большим трудом. Вот Вайгель в Германии пытается что-то сделать с пенсионной системой - стареет нация, куда денешься - так вой стоит, как в Государственной думе, когда депутаты защищают право банкирских детей наравне со всеми детьми России получать пятидесятитысячные пособия. Только наши воют в отдельно взятом помещении, а немцы всенародно и поверх идеологических барьеров.
Если отталкиваться от исходных представлений о правых и левых в политике, то видно, что в идеологии наступило глобальное полевение, а в экономических взглядах - некоторое поправение. А поскольку для политической борьбы в условиях развитой демократии слова, то есть идеология, значительно важнее экономических платформ, то в целом левым стало жить сложнее. Получается, что правые могут перехватить лексику у левых в случае необходимости, а левые - нет. Хотя выборы в Великобритании показывают, что и левые могут сыграть на территории правых - когда правые находятся в кризисе.
Хотелось бы сказать, что происходит стирание различий между правыми и левыми. Но это не так. Стирание различий - это когда приходишь в магазин и просишь фрукт, а яблоко он или слива - это неважно. Если переводить на язык политики, то следствиями стирания различий должно быть образование право-левых коалиций, с одной стороны, и потеря интереса к политике со стороны избирателей, с другой. А этого что-то не заметно. Наоборот, по крайней мере в некоторых странах политическая активность избирателей возрастает - взять хотя бы Италию. Правые политики продолжают считать себя правыми и вступать в коалиции с другими правыми политиками. Левые политики осознают себя наследниками исторических левых и блокируются с другими левыми. Избиратели левых голосуют за своих, избиратели правых - за своих. Различия остаются - утрачивается смысл. Вероятно, и раньше избиратели голосовали за лицо, а не за программу. Но, пока программы были различны по существу, а не по форме, можно было верить в то, что это не так. Можно было даже верить, что борьба между политическими противниками идет не за власть, а за идею.
Сейчас многое ясно. Политиков - правых и левых - интересует власть. Придя к власти, они употребляют ее различно - в зависимости от личных качеств и от духа времени, который больше. чем что-либо иное, влияет на поступки отдельных людей и групп людей. И только в очень небольшой степени их действия зависят от предрассудков, связанных с политическим происхождением.
А что в России? В той России, которая была потеряна, имелись, в том числе, европейские правые и европейские левые. Левые, которые пришли к власти, были, как сейчас считается, неправильные и маргинальные. А собственно, чем они отличались от других современных их коммунистов? Победи, например, Баварская Советская республика или Венгерская Советская республика. что было бы? История. кажется, не имеет сослагательного наклонения.
С точки зрения левизны к большевикам может быть только одна претензия - в них легче увидеть традиционалистов, чем представителей слоев, заинтересованных в продвижении модернизации. Но можно в них разглядеть и реформаторов - известно, что сами они именно так себя и воспринимали. Историю КПСС пока еще помнит большинство, и всяк волен поразмышлять на досуге.
В позднесоветский период, он же "эпоха золотого застоя", внутренней нужды в различении правого и левого не было. Идеологическая монолитность была достигнута. Но - только внутри. Снаружи же располагался внешний мир, и естественными союзниками в этом мире были левые, а естественными врагами - правые. Противопоставление правые-левые имелось, но существовало исключительно в Зазеркалье Западного Мира. Понятно, что КПСС 80-х была левой партией. Правда, она не была партией, но это другое дело. Разумеется, Брежнев, Андропов и Суслов были левыми политиками. Но ... не идет им ужасно это слово. Не подходит. Вот Фидель Кастро - он, конечно, левый.
Видимо, чувство стиля у кого-то в ЦК было, и слово "левый" было зарезервировано для деятелей романтической наружности и не совсем преклонного возраста.
В школьной программе были "Левый марш" Маяковского и ЛЕФ - что-то вроде истории древнего мира.
Базовое представление о правых и левых, которое получали от органов государственной пропаганды жители СССР, было чрезвычайно верным по сути. Левые - это: реформаторы; сторонники нового; защитники бедных. Дефект официальной картинки состоял в том, что она была сильно сдвинута вправо по оси. А именно - массив правых начинался сразу за коммунистами. Социалисты и социал-демократы, не говоря уж о социал-либералах, были безнадежно правыми. Впрочем, отодвинуть ось влево особого труда не составляло.
Застой был временем морали, в том смысле, что ни один факт не имел права на существование без моральной оценки. Левые были хорошие, а правые - плохие. Считалось, что факты, в общем, не могут нанести большого ущерба при наличии правильной моральной оценки. Поэтому фактической информации о мировой политике было, как впоследствии оказалось, довольно много.
Во времена перестройки, они же времена дефицита, как только сейчас с удивлением замечаешь, куда-то пропали факты. Зато идеологии было в избытке. Обновление политического жаргона привело к взлету популярности терминов, которые до тех пор употреблялись по преимуществу в сфере международной политики. Слова "правые" и "левые" приобрели новое значение. Правый - это плохой, старый и злой консерватор. Левый - это хороший и добрый молодой реформатор. Прочие элементы смысла были утрачены. Левый Горбачев, правый Лигачев.
Было время, когда "левый" стало значить просто "хороший" или "модный", например, применительно к писателю или художнику. Анатолий Рыбаков, Окуджава, Абуладзе, Коротич - левые. Когда вошло в обиход слово демократ (в смысле "хороший человек"), оно часто употреблялось через запятую со словом "левый".
А все, кто не с нами, были против нас. Приятно вспомнить, как "Московские новости" в 1987 году обличали правых, врагов перестройки и демократии - Александра Зиновьева, Владимира Буковского, Эрнста Неизвестного. Кажется, Синявского и Белоцерковского тоже. К 1989 году все поименованные лица, включая Буковского, уже стали хорошими, друзьями демократии, и ходили в "левых".
Тождество "левых" и "демократов" сохранялось до 1990 года, отчасти до 1991. Межрегиональная депутатская группа - объединение левых депутатов. "Демократическая Россия" - избирательное объединение левых. "Демократическая платформа" - левое крыло в КПСС. Правые тех времен - Лигачев, Нина Андреева, Иван Кузьмич Полозков. Перевернутый мир? Не вполне.
Когда еще не свободная, но уже не крепостная пресса пыталась анализировать происходившую политическую борьбу, борьбу за власть, она представляла ее в терминах поединка правых консерваторов и левых реформаторов. Вспомним, что стихийное воодушевление этих лет объединило людей, которые по своим взглядам впоследствии оказались совершенно разными. Но в тот момент они оказались вместе, потому что желали перемен. Романтический импульс, стремление к реформам, сознательный разрыв с традициями - все это классические черты политических левых.
В значительной степени демократическое движение 80-х рекрутировало своих сторонников среди определенной социальной группы. Этой группой было находившееся на подъеме и стремившееся к власти третье сословие советского режима - советская интеллигенция.
Советская интеллигенция имеет мало общего с российской интеллигенцией. Лучше всего определить ее именно как "третье сословие", свободный элемент в советской социальной иерархии. К ней относятся люди, не принадлежащие к другим группам. Это не крестьяне, не рабочие, не потомственные интеллигенты (люди умственного труда) и не члены номенклатуры. Например, такие столпы новой политической элиты, как Чубайс, Березовский, Павел Грачев и Виталий Третьяков - люди именно из этого "сословия".
Левые 80-х, таким образом, были классическими левыми и с точки зрения социальной опоры. Они были тесно связаны с новой формирующейся элитой - как и положено левым. Чего им не хватало? Зеркала на Западе. Немудрено - эпоха демократических, или, если угодно, буржуазных революций в Западной Европе отошла несколько раньше. А как бы был уместен революционный романтизм российского образца какие-нибудь 150 лет назад! Правда, тогда не было телевидения.
Правые консерваторы времен перестройки и ускорения - явление более простое по своему строению. В смысле экономики это чистые левые, радикальные левые, разумеется. Что касается идеологии - просто образцовые противники реформ и блюстители традиций. Прямых аналогов на Западе у них нет, но стилистические подобрать несложно - и среди архаических левых (типа современных французских коммунистов), и среди архаических правых (типа итальянского Социального движения до реформы). Они незаметно вымерли, и к современной российской политике отношения не имеют.
Период революционного романтизма кончился августовским путчем и распадом Союза. Борьба Ельцина с Горбачевым, как позднее борьба Ельцина с Руцким и Хасбулатовым не имела отношения к конфликту правых и левых. Это была просто борьба за власть, в самой неприкрытой форме, которая возможна в цивилизованных условиях. В конце 1991 года идеология ушла из российской политики. В политику пришло лицо.
С тех пор мы употребляем слова "правый" и "левый" по инерции. Они обозначают происхождение. Даже не происхождение - мало кто из нынешних политиков не вышел из КПСС. Скорее - признание в происхождении, желаемое происхождение. Левыми называются те, кто признается в своем происхождении от КПСС - Зюганов, Анпилов, Рыжков. Наши правые не хвалятся своим происхождением, и, когда вспоминают о приличиях, что случается нечасто, стараются примкнуть к почтенному западному семейству. Наши правые правые потому, что они не левые. В том смысле, что они образуют противоположный лагерь.
Есть, как везде, и третий пол, даже довольно занятный, но к участникам окончательного тура выборов это отношения не имеет.
Наши левые бывают влиятельные и нет. Невлиятельные левые, типа СКП-КПСС, участвуют в играх третьей лиги. Свободного времени у них много, поэтому с идеологией у них все нормально. Радикальные левые группировки, некоторые экстремистские, некоторые не очень - ровно как в Европе. Влиятельные левые - НПСР и КПРФ - как известно, имеют поддержку примерно половины избирателей. Избиратели российских левых - традиционалисты, сторонники политической реставрации. Их экономические взгляды сводятся к представлению о возможности возрождения советской или, в других терминах, административно-командной экономической системы. Крупные левые политики имеют разные экономические взгляды. Большинство, в отличие от избирателей, признает необходимость реформ. Конечно, не таких, которые проводит правительство. Политики левого лагеря, большинство из которых принадлежит к советской интеллигенции, провозглашают готовность к политической реставрации, но к ней не стремятся, за исключением бывших членов номенклатуры типа Рыжкова. Как и положено нормальным политикам, они стремятся к власти как к таковой.
Российские правые находятся у власти. Это произошло путем демократической процедуры, благодаря тому, что их электорат испытывает аллергию к левым политикам и, что более важно, к левым избирателям. Избиратели правых имеют взгляды самые разнообразные - от лево-социалистических до крайне правых, по европейской мерке. У некоторых российских правых политиков экономические убеждения примерно как у левых избирателей. Возможно, это так потому, что среди российских правых значительно больше выходцев из советской номенклатуры, чем среди российских левых. У тех правых политиков, которые имеют репутацию западников, неоконсервативные экономические взгляды сочетаются с политическим радикализмом. Президент же в своих беседах с населением обычно разговаривает как социал-демократ. У российских правых как команды есть цель - удержать власть, желательно демократическим путем.
Таким образом, и в России все как у людей. Есть два лагеря: правый и левый. По крайней мере, за левых избиратели голосуют в соответствии со своими идеологическими симпатиями. Правые и левые отличаются друг от друга, но не очень сильно. Они цивилизованно борются за власть, что подтверждается двумя парламентскими и одной президентской кампанией. Личные особенности большинства, но не всех, левых и правых политиков таковы, что они взаимозаменяемы. Зигзаги некоторых политических биографий успешно демонстрируют это.
Содержательные различия между левыми и правыми пренебрежимы. Конечно, это касается элит, а не избирателей. Во время президентской кампании Запад демонстрировал олимпийское спокойствие, а в стране среди нелюбителей коммунизма была паника.
Почему? Точка зрения среднестатистического западного наблюдателя: "Любой вменяемый лидер на месте Ельцина проводил бы примерно такую же политику. Чуть лучше, чуть хуже. Зюганов - безусловно, вменяемый политик. Ergo, ничего страшного."
Рассуждение избирателя, без особого энтузиазма проголосовавшего за правых, то есть за Ельцина: "Зюганов лично - конечно, человек вменяемый. А Подберезкин - вообще душка. Но вот насколько вменяемы их избиратели - это большой вопрос".
Другая, тоже грустная, особенность России, состоит в том, что у нас, по причинам вполне понятным и даже отчасти извинительным, отсутствует необходимый декорум. Это особенно неприятно в эпоху торжества телевидения и других инструментов гласности. И в странах, которые принято называть цивилизованными, политики, случается, грызутся между собой, пренебрегая хорошими манерами. Стоит вспомнить, как затравили в Германии Бьорна Энгхольма, обвинив в нелегальном сборе досье на политических противников. Однако ведь не каждый день, и все-таки из-за крупных кусков - в случае с Энгхольмом речь шла о посте канцлера. В России же никаких бульдогов под ковром - все бульдоги на ковре!
Российской политике до такой степени не свойственно лицемерие, что впору принимать закон о регулировании политической порнографии. Политический цинизм нынче повсеместно в моде. Однако, если обратиться на Запад, то видно, что политика, то есть борьба за власть там в значительной степени облагорожена знанием конкурентов о существовании театра, научной дискуссии, технологии и прочих достижений цивилизации. В России же, несмотря на то, что все указанные достижения цивилизации присутствуют, политики ими упорно пренебрегают. До такой степени, что идеологические аргументы обычно вспоминают за неделю до выборов. В наклеивание этикеток правым и левым у нас все больше играет просвещенная публика, не считая второ- и третьестепенных персонажей политического театра.
Есть такая китайская пословица, которую очень любил один китайский политик: "Очень трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно если там ее нет". А вот перевод: "В политике всегда можно найти правых и левых, особенно когда их нет."
Может быть, даже скорее всего, в современной политике правых и левых нет. Это пустые лэйблы, этикетки. За ними еще стоят стилистические различия, но смысловых уже не осталось. Поэтому тем политикам, которые не учитывают фактор этикетки, а ставят на имидж, то есть на лицо, принадлежит будущее.
Сложность в том, что правые и левые, которых почти нет в политике, есть в жизни. Эти представления укоренились в культуре. Они определяют стиль, образ жизни. "Правый" и "левый" - это слова, которые мало что говорят о политике, но дают представление о человеке. Можно считать, что избиратели устали от идеологии, что им нужны клипы. Что идеальный политик - это Жириновский, который научился ходить на задних лапах и снял желтый френч. Что главное для политического лидера - это способность адаптироваться к требованиям момента. Но иногда происходят странные вещи. В Италии существовала развитая и цветущая многопартийность. Партии жили в трогательном согласии, незначительно друг от друга отличаясь. Названия у них были разные, этикетки тоже, а вели они себя одинаково: ели друг дружку, но не сильно, согласно правилам хорошего тона, и предавались коррупции, предварительно разделив сферы влияния. Вся система рухнула в одночасье, потому что избиратели вдруг проголосовали за новых людей и их старые идеи, левые и правые. А бедных старых политиков обвинили в коррупции. Некоторых даже посадили в тюрьму, но это уже совсем другая история.
У Козьмы Пруткова есть бессмертная фраза: " Если на клетке слона прочтешь надпись "буйвол", не верь глазам своим". В политике не так. Если политика-слона посадить в клетку с надписью "буйвол", то он немедленно станет политиком-буйволом. В новейшей истории России, где все меняется с невероятной быстротой, именно так и происходит.
