Известный диссидент-правозащитник, лидер ХДС России. Родился в 1950 году в г.Чистополе Татарской АССР. Работал на Чистопольском часовом заводе, возглавлял городскую Боевую комсомольскую дружину. Начальник милиции г.Чистополя в недавние годы неоднократно выражал сожаление в том, что Огородников стал "преступником", потому что в противном случае - уверял страж порядка - "Огородников был бы генералом или даже министром внутренних дел".
В 1970 году А.Огородников поступает на философский факультет Уральского Университета (г.Свердловск), но вскоре его исключают из комсомола и Университета.
Огородников уезжает в Москву и, скрыв факт своего исключения из Уральского Университета, поступает во ВГИК. Но в 1973 г. его исключают за попытку снять фильм о религиозных исканиях молодежи.
После исключения из ВГИКа А.Огородников работает грузчиком и сторожем, принимает православное крещение.
В 1974 году организует Христианский семинар и начинает издавать вместе с Владимиром Порешом самиздатский журнал "Община". В 1976-77 годах подписывает ряд писем в защиту Церкви и верующих.
В 1978 году Огородникова арестовывают в Калининской области и приговаривают (по обвинению в тунеядстве) к одному году исправительно-трудовых работ, который он отбывает в лагере на Дальнем Востоке. Затем его этапируют в Ленинград и - в день окончания срока заключения - арестовывают по делу о распространении журнала "Община". Приговор - 7 лет лагеря и 5 лет ссылки по ст.70 ("антисоветская агитация"). Этот срок он отбывает в Пермской зоне N36. В 1985 году в лагере ему дают дополнительные три года по "андроповской" статье о неповиновении лагерному начальству - за голодовки (требовал для себя Библию) и защиту прав зэков.
В 1987 году Огородников одним из первых подпадает под горбачевскую амнистию - благодаря широкой кампании в его защиту, в которой принимали участие Андрей Сахаров и Маргарет Тэтчер.
Летом 1987 года А.Огородников начинает издавать самиздатский "Бюллетень Христианской общественности" (БХО). В августе 1989 года организует на базе редакции БХО Христианско-Демократический союз России и становится его Председателем. Принятый партией Устав давал Председателю практически диктаторские полномочия.
Осенью того же года в новорожденной партии начинаются разногласия. Неудовлетворенный проектом программы партии, который его сподвижник по созданию ХДС Виталий Савицкий, списал с программы ХДС Западной Германии, А.Огородников без особых объяснений снимает В.Савицкого с поста заместителя Председателя по идеологии. С этого началась серия расколов в ХДС России, крайне ослабивших партию.
Инициативу перехватило более правое Российскогое христианско-демократическое движение. Его лидер, Виктор Аксючиц, на выборах 1990 года стал народным депутатом России, тогда как баллотировавшийся в Моссовет Огородников проиграл выборы.
Осенью 1990 года имя Огородникова оказалось впутанным в политический скандал вокруг так называемой "Программы действий - 90". Еще весной 1990г. ХДС России вошел в союзнические отношения с Российским народным фронтом, образовав вместе с ним и еще рядом мелких политических групп Российский демократический форум (РДФ). В августе-сентябре лидер РНФ Валерий Скурлатов сочинил и без ведома своего союзника распространил от имени РДФ авантюристическую "Программу действий - 90", которую коммунисты пытались использовать для дискредитации всего демократического движения. Пока комиссия Верховного Совета РСФСР выясняла авторство этой программы, Огородников оставался под подозрением как возможный "экстремист" и его партия была лишена права участвовать в учредительном съезде "Демократической России".
После прекращения в 1990 году издания "Бюллетеня Христианской общественности" А.Огородников стал редактором газеты "Вестник христианской демократии".
А.Огородников остается одним из самых известных религиозно-политических деятелей России. Лиценциат парижского православного богословского института им. преподобного Сергия Радонежского.
Беседа корреспондента газеты "Россия" Александра Гришина с лидером Христианско-Демократического Союза (ХДС), бывшим политзаключенным Александром Огородниковым.
- Когда возник ваш конфликт с советским обществом?
- Это было в 1970 году. Тогда я только-только поступил на философский факультет Свердловского Университета. И у нас возникла небольшая группа единомышленников, которая "задавала тон" всему курсу.
Мы провели несколько дискуссионных вечеров, вывесили стенгазету, проводили философские дискуссии. Мы пытались придать комсомолу новую форму, новое содержание. Мы рассуждали, что если это действительно "Союз молодежи", то наша задача - избавить его от ненужной бюрократической опеки. Так возникла идея дискуссионного клуба. Я уже тогда был на твердых антикоммунистических позициях, мои друзья только начинали осмысливать происходящее. Но наш клуб просуществовал недолго, и мы успели немногое.
- Почему?
- Нам помешали. Надо представить себе общую атмосферу этих "застойных лет" в Свердловске, в Университете, который журнал "Молодой коммунист" называл "самым марксистским вузом в стране". Свердловск - столица Урала, и советская власть была там представлена в своем наиболее "тяжелом" воплощении. Безусловный приоритет "гегемона" - рабочего класса, индустриальный центр, более жесткая, я бы сказал - "промышленная", идеология. Это было такое болото, что наиболее интересным, интеллигентным и любимым преподавателем был преподаватель эстетики. Вообще, это был жесткий, социологический марксизм.
С нашей установкой, нашим подходом на факультете мы казались "белыми воронами". Ну представьте, что на общем, благополучно-застойном фоне один курс ведет себя как-то странно. Нет заискиваний перед вышестоящими, сами сделали стенгазету - и не доложили, даже не сочли нужным показать декану, как будто это их студенческое право. Потом стали распространяться слухи о том, что мы как-то вольно вели себя на картошке. И комитет комсомола решил начать действовать.
- Из публикаций в "Московском комсомольце" и "Совершенно секретно" стало известно, что в Вашем изгнании из университета принимал участие один очень известный государственный деятель. Пресс-секретарь этого человека, В.М. Недошеин заявил, что "Гена" "не будет копаться в этом дерьме" и просил меня не упоминать его ("Гены") фамилию. Поэтому я прошу Вас, не упоминая фамилии этого деятеля, объяснить, что все-таки между вами произошло.
- После этой истории меня преследовали полтора десятка лет, восемь из которых я отсидел в тюрьме. Если исходить из "презумпции невиновности", то я не имею права выдвигать какие-либо обвинения, так как у меня нет доказательств. Прошло двадцать лет, и я даже не помню фамилий людей, участвовавших в скандале. Поэтому все, что я расскажу дальше, будет голословно. И если "Гена" подаст на меня в суд, то он наверняка его выиграет.
То, что он в комсомольских структурах занимал важную должность, - это так же верно, как и его ныне занимаемый пост при Президенте РФ. Но как бы ни был неприятен мне этот человек - его роль, которую он сыграл тогда, и его роль, которую он играет теперь, - я не хочу участвовать в какой-либо политической компании против "Гены". У меня есть своя определенная позиция, и я просто хочу ее высказать. Он был связан с этим скандалом, вот и все. То, что после него "не осталось следов" - что ж, в анонимности и коллективном удушении сила советской власти. И его, "Гены", личная сила.
- И в чем проявились действия ВЛКСМ и "Гены"?
- Это было что-то типа допроса. Они меня приглашали на "беседы", пытались "влезть в душу". Я был молодой, наивный - всего-то 20 лет - и мы довольно долго и откровенно беседовали. В разговоре, который проходил в парке, принимал участие и "Гена", который неоднократно подчеркивал, что он выступает от имени комсомола и может оказать огромное влияние на мою судьбу.
Так что после моих откровенных бесед меня довольно быстро "вычислили". Как я понимаю теперь, им было надо найти человека, который наиболее активен, который оказывает влияние на остальной курс. Так, через "Гену", они меня нашли.
- Хорошо, Вас "вычислили". Что было дальше?
- Потом со мной разобрались "классически". Меня вызвали к декану и там сказали, что я освобожден от занятий и могу не посещать лекций. Потом эти пропуски мне оформили как прогулы. Появился приказ об отчислении. Честно говоря, я не помню его формулировки - что -то типа "за поведение, недостойное звания студента".
И вот здесь оказалось, что наши комсомольцы проявили инициативу. Где-то месяц или полтора они дожидались моего возвращения за документами об отчислении, чтобы провести комсомольское собрание. Перед ним говорилось, что тот, кто выступит в защиту Огородникова, будет сам исключен, а комсорга премировали лишней стипендией (которую у меня предварительно отобрали). Но два человека все-таки выступили. Один - его фамилия, по моему, Козлов - играет какую-то важную роль в демократическом движении в Биробиджане.
На этом собрании я впервые узнал о себе многие вещи. Вставали какие-то девочки и клеймили меня позором. Главным обвинением было то, что я не могу работать в "советском коллективе". И это было все: он просто "не наш". Поэтому ату его, ату! Я мог бы понять, если бы я был убийцей. Но абстрактное определение "несоветского человека"... Мне припомнили все, в том числе и "аморалку": связь с моей несовершеннолетней невестой. Между тем, мы ждали только ее 18-летия, чтобы подать документы в ЗАГС.
В принципе, мне не было нужды являться на это собрание. Не пришел на него и "Гена". Насколько я помню, его там не было, да его присутствия и не требовалось - спектакль был разыгран как по нотам. Им даже не помешало мое первое публичное выступление перед "общественностью", в котором я произносил довольно смелые по тем временам мысли - что комсомол умер и попытки реанимировать его бесполезны. Моя "тронная речь" оказалась тем "криминалом", которого недоставало для моего исключения.
- И на этом ваши отношения с "Геной" и Свердловским комсомолом закончились?
- Я тогда думал, что да. Но вот я вернулся в Чистополь, и через несколько месяцев КГБ у меня проводит обыск. Было такое впечатление, что они заранее знали, что ищут. Присутствовавший на обыске генерал КГБ заметил, что такого "букета самиздата" он не видел за всю свою жизнь. Хоть нашли у меня невинные по нынешним временам вещи - стихи Галича, закрытое выступление Хрущева по вопросу культа личности, письмо Раскольникова Сталину, кажется, текст письма Солженицына съезду писателей...
А надо сказать, что у меня были неплохие отношения с Чистопольскими правоохранительными органами. Меня знало все местное руководство. До Свердловска я был что-то типа "образца советской молодежи". Мы организовали боевую дружину по борьбе с преступностью, было несколько громких уголовных дел, про меня даже писала "Комсомольская правда".
И вот на такого-то активиста приходит "телега" в КГБ. Как мне сказали во время обыска, они сначала думали, что ничего не найдут - ну уехал парень из-под родительской опеки, ну расслабился, "вдохнул воздух свободы" и все... Но донос был слишком подробным.
- Вы видели его?
- Да, гэбэшники, проводившие обыск, мне его показали. "Телега" пришла из комитета ВЛКСМ Свердловского Университета. Подписи, правда, обыскивающие прикрыли рукой, так что никого конкретно обвинять не могу.
Но мне почему-то сразу вспомнился "Гена", проводивший со мной в Свердловске "душеспасительные беседы". Хоть никаких определенных подозрений у меня не было. Более того, я уверен, что уже тогда "Гена" был настолько осторожен, что не оставлял после себя никаких следов, тем более таких явных - подпись под доносом.
Что меня спасло - я не знаю, скорее всего Бог. Они не нашли тогда "факта распространения", дело по статье 190 прим. было возбуждено, но не доведено до конца. С меня взяли подписку о невыезде, насильственно отправили трудиться "по распределению", установили негласный надзор.
Из-под опеки я сбежал в Москву, и поступил во ВГИК. Несмотря на то, что там я вел себя не менее свободно, меня исключили только на третьем курсе - за попытку снять фильм о религиозных исканиях молодежи.
- И Вы не делали попыток ознакомиться с делом?
- Делал, и неоднократно. Но все мои обращения в КГБ оказались без ответа. Только после обращения через комиссию по связям с общественностью при Президенте РФ, возглавляемую Станкевичем, мне удалось получить отписку. Она гласила, что дело N такой-то, заведенное на А.Огородникова (кличка "Аптекарь") в 1989 году, уничтожено в июле 1991г. "за отсутствием состава преступления". Но сожжены были, судя по данным, только 17 томов за три года. Между тем как преследовали меня с 1970-го. Где остальные данные?
Через парламентскую комиссию о.Глеба Якунина мне удалось ознакомиться со справкой, сделанной для Крючкова, в которой говорилось, что КГБ причастно к развалу моей семьи. Якобы на мою жену через "сексотов" оказывалось воздействие, применялись (об этом сказано невнятно) какие-то психотропные средства, чтобы она подала на развод... И это все.
