От действий республиканских воинских формирований погибло больше гражданских лиц, чем от действий войск центра. По минимальным цифрам, называемым МВД СССР, в столкновениях на межнациональной почве только в Закавказье погибло 260 человек.
Военнослужащих среди них довольно немного. В Южной Осетии, например, примерно половина погибших не имела отношения к вооруженным формированиям.
Рассказывает Дмитрий ЛЕОНОВ, председатель правозащитного центра "Мемориала", объездивший все "горячие точки" в СССР.
В республиках и автономиях мы знаем три вооруженные силы - милиция, национальная гвардия и военизированные формирования.
Милиция явно переживает кризис. Среди его проявлений - уход старых кадров. Особенно часто уходят русскоязычные, которых в милиции всегда было относительно много. Уходят и по политическим соображениям, и по своей, и не по своей инициативе. А приходят люди без навыков, иногда с сомнительным прошлым. В связи с изменившейся политической ситуацией резко упал престиж милиции. В результате милиция оказывается довольно неэффективной и для подавления беспорядков и для того, что называется охраной территориальной целостности.
Чтобы, скажем, выступить в поход в какую-то область или автономию, милиция должна быть собрана со всей республики. И поход этот не бывает удачен. Примером может служить вступление грузинской милиции в Цхинвали в январе этого года. В тот же вечер по телевидению объявили, что будут арестовывать лидеров боевиков, министр внутренних дел показывал карту с обозначением точек будущего захвата. И на следующий день осетинская сторона вооружила кого только смогла, и боевики оттеснили милицию в центр города. Там она оборонялась двадцать дней, а потом отступила, совершенно разорив и загадив центр. Тогда милиция положила сорок-пятьдесят человек - в первую очередь. (Интересно, что гибель этих людей ни разу не ставилась в вину Гамсахурдиа со стороны оппозиции, обвиняющей его во всех грехах. Видимо, престиж милиции столь низок, что ее даже в такой степени не берутся защищать.)
Главную роль играют национальная гвардия и остальные военизированные формирования. Причем национальная гвардия - это узаконенные военнизированные формирования, та их часть, которая дала себя узаконить. И отличий между этими двумя частями почти нет. Главное отличие - централизованное снабжение оружием, вследствие чего сводится к минимуму рэкет, без этого совершенно необходимый.
В неузаконенном формировании оружие добывается и силами отряда в целом, и в индивидуальном порядке. Таким образом, в состав таких отрядов могут входить в первую очередь те, кто способен купить оружие, отнять его или заставить кого-то "добровольно" дать деньги. Отсюда - связь с армией и с мафиозными структурами.
Обычно военизированные формирования называют себя отрядами самообороны. Численность их преувеличивается как сторонниками, так и противниками. Как правило, это несколько тысяч человек на республику и несколько сот на автономию. Имеются в виду люди, хорошо вооруженные и более-менее систематически используемые в этих отрядах (речь пойдет о Закавказье, в Молдове подобные формирования не вооружены по-настоящему). Тех, кто участвует эпизодически или не вооружен, но хотел бы вступить в отряд, много больше.
Жители "пограничных" сел имеют, конечно, холодное и гладкоствольное оружие. Но боевые качества отряда односельчан, вооруженного охотничьими ружьями, невысоки, да и молодежи там мало. Такую деревню трудно, конечно, считать мирной, но на практике всегда есть четкая граница между ней и "настоящим" вооруженным отрядом. Другое дело, что общих критериев в этой области нет. Юридически остается неясным, кого считать комбатантом в войне типа карабахской или осетинской.
Все военизированные формирования строго национально ориентированны: они состоят, как правило, из людей одной национальности и борются с силами другой национальности. Раньше в Осетии была уникальная ситуация, когда грузины и осетины в смешанных селах иногда образовывали совместный отряд самообороны, а если кого-то из грузин захватывали в заложники, осетины писали жалобы в свой "штаб самообороны", и наоборот. Теперь такого уже почти нет.
В каждый отряд обычно приходят знакомые, все основано только на неформальных связях. В основном это молодежь, школьники старших классов или чуть старше. Представить себе, что эти ребята стоят вокруг деревень и не стреляют, невозможно.
Организации, как правило, разбиты на небольшие отряды. При этом нельзя сказать, что каждый член отряда подчиняется своему руководству. А оно не всегда подчиняется общему штабу. Если часть отрядов официализируется, у остальных обычно возникает новое общее руководство. Так было и в Осетии, и в Грузии.
В союзной армии мы иногда наблюдаем, что начальник странным образом не несет ответственности за действия своего подчиненного. Но в военизированных формированиях ни один начальник на любом уровне не несет ответственности за действия своих подчиненных! Это создает совершенно парадоксальную ситуацию с точки зрения закона. Вся организация поодиночке может творить совершеннейшие беззакония, но ее начальник не несет за это ответственности, потому что никаких уставов или правил, то есть того, что делает армией разрозненную группу людей, в такой организации не существует. С него формально и спросить-то нельзя. Эта гипотетическая ситуация могла бы реализоваться на процессе Джабы Иоселиани, лидера организации "Мхедриони". Не вся его организация творила беззакония, но нет сомнений, что среди членов "Мхедриони" было достаточно людей, которые занимались рэкетом на оружие. То же относится к лидерам Армянской национальной армии и еще не один раз возникнет применительно к другим отрядам армянских боевиков.
Вообще, все такие формирования очень похожи друг на друга. И очень беспокоит, что подобные отряды возникают теперь в Москве. Пока они не вооружены и это больше похоже на Молдову и Приднестровье, но общие закономерности заставляют опасаться самого худшего.
Формы действий любых отрядов, включая милицию, против гражданского населения чрезвычайно разнообразны. Но главное - нет никаких правил этих действий, подобных, скажем, существующим международным нормам ведения войны. Женевские конвенции на такие войны не распространяются. Юридически нельзя их рассматривать и как борьбу каких-то банд. Поэтому необходима разработка и внедрение каких-то международных правил для войн такого типа. Тогда уж можно было бы судить за невыполнение этих правил как "своих", так и противника.
А пока берут заложников, причем берут кого попало. Как во времена красного террора: власти давали общие указания, а органы реализовывали как хотели. Обычно берут того, за кого можно получить больше денег. Раньше брали заложников в основном с целью обмена. Но ситуация с обменом усложнялась, и теперь заложники стали неким всеобщим эквивалентом, как деньги. За них требуют и деньги, и оружие. Причем суммы - не менее десятков тысяч рублей: столько стоит там автомат.
Чрезвычайно распространен рэкет. Рекэтируются те, про кого в отряде считают, что он неправедно нажил свой капитал, да и вообще богатые люди, не желающие сами делиться с "национально-освободительным движением". Предпочитают людей "противоположной" национальности, причем к ним применяют пытки. Но рэкетируют и своих. Такие случае известны и в Грузии, и в Осетии, в Цхинвали рэкетируют еще и евреев.
Обращения в штаб с жалобами на рэкет редко помогают из-за уже упомянутого отсутствия дисциплины. Средств давления на отряд нет, так как самое страшное - поссориться двум союзным отрядам.
В Цхинвали часты случаи поджогов домов. При этом, например, одному из депутатов облсовета Южной Осетии, причем пользующемуся большим авторитетом в городе, выстрелили под ноги, когда он пытался отговорить боевиков жечь дом. Договорились на том, что они возьмут что хотят, но жечь не будут. Впрочем, потом этот дом все-таки сожгли.
Часто стрельба ведется совершенно неприцельно. Так, известен обстрел НУРСами (неуправляемыми реактивными снарядами) грузинских сел. Причем НУРСы пускали из самодельных установок; летят они при этом куда попало, убивают случайных людей. Или: грузинская милиция регулярно обстреливает Цхинвали, подолгу и зачастую совершенно хаотически, в том числе - веером из автомата с горы. Обстрелы длятся часа по три, причем ночью; это мешает спать, создает психологическое давление. Стреляют также в отместку за вчерашнюю стрельбу, но совершенно в другом месте.
В такой войне обычно нет отступлений и наступлений, это позиционная война. А в позиционной войне стрельба имеет в первую очередь психологическое значение.
Воюет и гражданское население против гражданского населения; пытают, жгут - даже своих соседей по деревне. Самые страшные зверства обычно и происходят при нападении одних гражданских лиц на других. Каждый такой случай широко освещается, и тогда другая сторона делает то же самое.
При этом обе стороны обвиняют друг друга в какой-то нечестности, например - молодежь отступила из села, оставив стариков, положившись на общее уважение к старшим, а кого-то из них убили. Но общепринятых правил все-таки нет. Никто со стороны не может дать оценку тем или иным поступкам. Если бы было что-то вроде Женевской конвенции, хотя что-то было бы твердо запрещено.
Что касается "неформальных" отрядов, то их роль бывает разная. Скажем, во время осетинского кризиса 1989-90гг. отряды Джабы Иоселиани заслужили одобрение гражданского населения с обеих сторон. В сущности они выполняли функции сил правопорядка, утихомиривая обе стороны в равной мере. Но те же отряды патрулировали вместе в милицией Тбилиси еще при коммунистах, и известны разные неприятные случаи. Например, Джаба Иоселиани отослал задержанных его людьми кришнаитов к священнику - "как скажет, так и будет". А тот сказал, что христианство вообще-то против насилия, но, впрочем, делайте с ними что хотите. Эти кришнаиты были ограблены в пользу храма и сильно избиты.
Сейчас в Осетии вооруженные отряды скорее умеряют пыл гражданского населения, чем воюют. Все-таки их безответственность - сравнительно с армией, но не с гражданским населением. В крупных грузинских деревнях есть "штабы неформалов", то есть группы вооруженных людей, фактически осуществляющие там власть. Эти "штабы" или останавливают пытки и убийства или, как минимум, относятся к этому нейтрально, стремясь только к тому, чтобы все это происходило не при них. Они не воюют (стрельба идет в основном вокруг Цхинвали), а только охраняют деревни; перестрелки при этом редки.
Из этих мест ушла нормальная законная власть. Теперь там каждый живет как умеет, естественно, обзаводятся оружием. Законы связаны с наличием государства. А тут все вынуждены взять в руки оружие для защиты своего дома.
Вообще, восприятие совершенно меняется. Начинает казаться возможным и отобрать деньги у кого-то, кто не хочет внести свой вклад в эту необходимую оборону. Или, например, грузинский врач по поводу пыток, которые практикуют грузины в Осетии, говорит, что если пытают ради денег, а не чтобы что-то выпытать, то нужно устроить даже показательный процесс. Все привыкают.
И мне кажется, что мы все движемся к этому. Вся обстановка вокруг Белого Дома 19-21 августа: костры, баррикады, всеобщее возбуждение - все это было уже во многих местах. Я не знаю, как далеко мы по этому пути зайдем, но боюсь, дойдет до того, что будем всем подъездом скидываться на автомат Калашникова и охранять дом по ночам. Во всяком случае, если и не на Москву, то на Северный Кавказ эта зараза может перекинуться легко.
