...Из 1-го подъезда в сопровождении около полусотни известных личностей вышел Ельцин. Взобравшись на третий от головы колонны танк и поздоровавшись с экипажем, он почему-то сразу спустился и перешел на второй танк (N110), с которого зачитал свое, Хасбулатова и Силаева обращение и первый указ. Кто-то снизу окликнул его: "Борис Николаевич, тут командир подразделения пришел." Стоявший на броне не то помощник, не то охранник Ельцина, даже не переспросив, повторил ту же фразу. Появились два подполковника, один в летной, другой в танковой, но оба при этом в повседневной форме, а не в комбинезонах. Впечатление было такое, что они вышли не только не из танка, но даже и не из УАЗика, а из-за угла.
Какие-то неуловимые черты поведения всех участников действа: и Ельцина, и выступавшего вслед за ним Кобеца, и безобидного с виду подполковника, отрапортовавшего товарищу Президенту РСФСР, что танки движутся к такому-то мосту с целью его охраны, а здесь остановились только потому, что население мешает ехать дальше, - создавали полное ощущение срежиссированности, предусмотренности всех событий в их последовательности: никто из действующих лиц ни разу не переспросил, не насторожился, не обернулся. Доставая из сумки диктофон, я горько недоумевал про себя: ну почему!? Почему никто не хватает меня за руку? Откуда они знают, что это диктофон, а не бомба? Не могут же они знать меня в лицо. Неужели они обо всем заранее договорились?
Вот такой растерянный я стоял перед танком и о чем-то спрашивал механика, который, конечно, ничего не знал. Вся команда Ельцина уже ушла. Наверху, полувысунувшись из люка, осматривались командир и наводчик. Несколько секунд командир танка и я в упор смотрели друг на друга. Неужели...? Я слишком часто ошибаюсь в лицах. "Гри-иня!", - улыбнулся командир. Я тут же взлетел на башню, мы поздоровались. Да, это был он, старший лейтенант (а теперь уже - капитан) Теселкин, с которым мы полтора года служили в одном танковом батальоне в Группе советских войск в Германии.
- Ты что, Гриня, здесь самый главный?
- Да так,- говорю, - корреспондент газеты. А Вы что тут делаете, товарищ капитан?
- Служу я здесь.
- Вы знали, что едете Горбачева свергать?
- Да какого, к черту, Горбачева! Его уж без нас свергли!
- А не было сомнений? Никто не предлагал не подчиняться?
- Гриня, ты же знаешь, что такое армия!
В это время в его шлемофоне послышалась какая-то команда.
- Ну все, Гриня, слезай, заводиться пора.
Я прекрасно его понимал. Не "Эхо Москвы" дает команду, куда двигаться танковой роте, а командир батальона. Если есть серьезные основания подозревать комбата в сумасшествии, можно связаться с командиром полка. Но с Язовым, так же как и с Кобецом, связи у ротного нет.
Растерянность потонула в оптимизме. С этого момента танки для меня стали не частью враждебной бесчеловечной ГКЧПистской машины: я даже не успел осознать их в этом качестве. Танки - простые средства передвижения, а в них никакие не головорезы, а 20-летние ребята, такие же, какими были мы два года назад. Капитан Теселкин - нормальный незлой офицер, приличный человек. Таких в армии - 50% (сужу по ГСВГ). Воевать с мирным населением он ни за что не станет, в этом я был абсолютно уверен.
Махая ручкой уезжавшему вдоль набережной Теселкину, я уже формулировал концовку своего первого репортажа, так никуда и не переданного:
"Одно из трех: либо организаторы переворота полные идиоты, либо они подыгрывают Ельцину, либо положение их настолько отчаянное, что им негде набрать достаточное число рафинированных негодяев, даже для самых первых танков, пришедших к Белому Дому. В любом случае, раз в этих танках, наводнивших Москву, сидят нормальные приличные люди, переворот обречен на провал."
Фрагмент из статьи Григория ТОЧКИНА "Я и переворот"*
__________________________________
* Статья целиком опубликована в "Русской мысли" (Париж) и журнале "12" (Псков). При верстке бумажной версии "Панорамы" отрывку дан залихватский заголовок "Почему я не боялся", что сильно автора возмутило, но было уже поздно...
