(by TRANSLATE.RU)
ПАНОРАМА
 N 1(28), июль 1991

К ВОПРОСУ О ВЫТЯГИВАНИИ СЕБЯ ЗА ВОЛОСЫ

К вечнозеленому дереву рассуждений о Горбачеве и Ельцине автор хотел бы приживить и свою скромную веточку.

Постепенно все привыкли к тому, что перестройка продолжается.
Особенно это было странно до 89-го примерно года, когда тягу вперед создавала узкая группа реформаторов во главе с Горбачевым. Но затем в дело включились широкие массы. Если до 89-го перестройку следовало называть реформой, то с 89-го ее скорее стоит считать революцией. Только огромность державы и колоссальная косность и инерционность советского общества тормозят процесс, и тем затушевывают его революционный характер. Это, можно сказать, медленная революция.
Любая революция имеет свою контрреволюцию, а также обладает инерцией движения вперед. Первую долгое время символизировала несколько загадочная фигура Нины Андреевой, а вторую - например, Валерии Новодворской. Но это все крайности, обочина. А ближе к фарватеру перестройки всегда шли Горбачев и Ельцин. Если считать от реального хода перемен, то Горбачев - чуть позади, а Ельцин - чуть впереди; отрывы у обоих возможны, но редки.
Русло виляет, и оба лидера постоянно подвергаются критике ортодоксальных демократов за "уступки правым". Правда, от Горбачева, кажется, уже отстали, осознав, что нелепо предъявлять претензии капитану чужой команды. Зато Ельцину стало доставаться вдвое больше.

Вся перестройка проходит на грани переворота. Ибо для партаппарата, КГБ и генералов нормальная реакция - перестрелять всех этих чертовых реформаторов, сепаратистов, демократов и т.д. И неважно, что их уже так много. Кровь никого не смутит. И армия по-прежнему достаточно сильна, чтобы одолеть всех супостатов.*
Переворот не случился до сих пор только из-за инерции стабильного аппаратного бытия. Все-таки Горбачев - главный начальник. Да и не грабят их пока, и не судят (отдельные эксцессы первых лет перестройки не в счет). Уж до чего тяжело было уходить из Восточной Европы, а стерпели. Сейчас, наверное, уже и привыкли. Только этим и спасены мы до сих пор от переворота, что "ко всему-то подлец человек привыкает", вживается в худшие условия, боится идти на риск мятежа. Даже быстрее начинает привыкать к худшему.
Это, между прочим, не только к генералам относится, но и к обычным гражданам. И касательно прогрессирующего отсутствия товаров, и касательно умножающихся кровавых конфликтов в стране. И все это - тоже инерция революции. Распад старого порядка - и в идеологии, и в экономике, и в государственности, и в стереотипах населения - достиг такой скорости, что его уже можно и не подталкивать: сам пойдет.
Это раньше, скажем, до 90-го года, дело оппозиции было - будить и раскачивать. Вообще, легко толкать, зная, что сдвинешь махину на пару миллиметров. А если можешь уже сдвинуть на метр, стоит подумать: а не начнут ли из махины отстреливаться.**)
Поэтому стратегией сильной оппозиции (в 88-м такая была в Эстонии, а с 90-го и в России) всегда было чередование натиска и компромисса. Отжал противника на вершок и жди, пока он к этому привыкнет и будет морально готов отступить еще на вершок. Но не пытайся сдвинуть на два: этого противник допустить пока не готов. Главное - чтобы у него и мысли уже не было о наступлении, максимум - о контратаке.
Только не следует расслабляться: "они" тоже видят, что происходит. Пусть они слабеют с каждым днем, но ведь и озлобляются, чуя уже спиной ту стенку, к которой их припрут. Так что опасность не меньше. И сколь бы ни был разложен изнутри КГБ или ВПК, следует помнить, что танк всегда сильнее, чем митинг. А противостояния "танк на танк" мы ведь и сами не хотим?
Перестройка, как известно, это битва за умы. Сперва идея выдвигается на тусовке "неформалов", потом ее усваивает Ельцин, не сразу, но смиряется с ней Горбачев, и, наконец, успокаивается по этому поводу Полозков.

Такая гибкая стратегия оппозиции возможна только в обществе типа сегодняшнего СССР. При любой диктатуре никто бы не позволил давить на власть вплоть до многотысячных запрещенных митингов с требованием отставки этой самой власти (это не говоря уж о формах неповиновения в республиках). И при любой демократии невозможно было бы Ельцину столь быстро перейти от открытого призыва к отставке Горбачева к тайно подготовленному Ново-Огаревскому соглашению.
У нас давление на власть и компромиссы с ней разведены в пространстве. Давление - это выступления, митинги, статьи, полные обличительных страстей. А компромиссы заключаются в ходе невидимых для общества кулуарных переговоров.
Чтобы такое разделение было эффективно, и давление, и примирение должны выполняться естественно и свободно. То есть в лидерах оппозиции должны сочетаться бесстрашное обличительство с навыком номенклатурно-кулуарных компромиссов. Можно бы, конечно, чтобы эти качества персонифицировали разные люди, но тогда оппозицию ждет расслоение, подобное тому, что было еще на выборах 89-го, когда "прорабы перестройки" опасались сотрудничать с "неформалами".
Кто же образует слой, поставляющий деятелей, способных к выполнению обеих функций оппозиции? Предлагаю название - возмутившиеся советские люди. С упором на слово "советские". В эту категорию попадут и Ю.Афанасьев, и Г.Попов, и все "шестидесятники", более-менее приближенные к номенклатуре; сюда же относятся вышедшие из "толщи народной" ельцинисты; и, конечно, сам Ельцин.
К ним примыкают некоторые принципиальные поборники гибкости из других слоев (например, о.Глеб Якунин), но только у возмутившихся советских людей так искренне и, следовательно, эффективно получается и возмущаться начальством и стремиться поладить с ним.***
Конечно, все это создает неприятный колорит и заставляет кое-кого отойти в сторону. Но иначе не получилась бы стратегия натиска и компромиссов. Потому что ее невозможно продумать наперед, ее нужно прожить! Как Ельцин.
Другое дело, что в каждой момент рассудок и чутье подсказывает разным людям разные ходы во исполнение общей стратегии, и об этом ведутся постоянные споры. Но в целом инстинкт выносит возмутившегося советского человека на верный путь.

Приведет ли он к успеху? Трудно сказать, но на этом пути, в отличие от остальных, есть шанс. Можно надеяться, что силовые структуры "старого режима" пропустят последний момент для мятежа, что аппаратчики, в том числе и из КГБ, разбредутся по коммерческим структурам, что Горбачев устанет и смирится с потерей власти (и так ведь бывает).
Весьма вероятно, что эти надежды не сбудутся. Но чем дольше длится перестройка, тем больше разлагается "старый режим", и тем менее глубокой будет реставрация. А это уже колоссальный прогресс.
Собственно, уже сегодня можно сказать, что реставрация в идеологии и экономике возможна только очень поверхностная. Серьезный откат назад вероятен пока в политике - в случае силового сохранения Империи. Но если Ельцин и умеренные демократы продолжат ту же стратегию, что и раньше, возможно, через год отпадет и эта угроза.
Странно и даже неприятно, что освобождение приходит через людей, принадлежащих "старому режиму". Но что делать - бывают и такие революции. Как, например, бунт английских баронов, приведший к появлению "Хартии вольностей"; и тогда достигнутая цель оказалась в некотором смысле выше борцов.
Средние века были временем расцвета монархизма, и в историю вошли не столько революционные бароны, сколько побежденный консерватор король Иоанн. Ныне - век демократии; кто, интересно, больше запомнится истории: радикальный реформатор Горбачев или умеренный революционер Ельцин?

Александр ВЕРХОВСКИЙ

______________________________
* В "Московских новостях" от 23.06 Ельцин заявил, что угроза переворота исчезла. А Шеварднадзе в том же номере заявил обратное. Ему, надо думать, виднее.
** Этого боялись, конечно, и раньше. Страхом, а не ответственностью, определялась, в основном, умеренность оппозиции в первые годы перестройки. Отличие, однако, в том, что тогда могли начать стрелять уже из-за самого факта давления. У слабой оппозиции стратегический выбор был прост: быть или не быть вообще.
*** Поладить, правда, удается не всем. Скажем, Т.Гдлян слишком резок и нереспектабелен, чтобы начальство могло с ним примириться хоть ненадолго.


ПАНОРАМА