В последние годы финансовая ситуация в СССР резко ухудшилась. С 1985 по 1989 гг. дефицит государственного бюджета увеличился в 5 раз и составил 10 процентов валового общественного продукта. Почти в 4 раза увеличился государственный внутренний долг. К началу 1990 г. он достиг 400 млрд. руб. – более 40 процентов годового объема валового национального продукта.
Если раньше финансовые проблемы были отнесены на второй план, то теперь и общество, и правительство стали постоянно осознавать их значение. К сожалению, это осознание происходит медленнее, чем ухудшение экономической ситуации.
Особенно чувствительным для населения было ухудшение ситуации на потребительском рынке, где инфляция, даже по явно заниженной оценке Госкомстата СССР, составила 7,5%. Несмотря на повышение цен, быстро возрастал дефицит товаров. Увеличились трудности, связанные с приобретением товаров, затраты времени на их поиск и стояние в очередях. Проведенные обследования показали, что затраты времени на покупку потребительских товаров и получение бытовых услуг за один день составляет в городских семьях – 1 час 40 минут, в деревне – 1 час 10 минут.
При принятии Закона о бюджете на 1990 г. декларировалась линия на финансовое оздоровление. Была осуществлена попытка сокращения расходов бюджета. Заметно сокращены расходы на инвестиции (на 24 млрд. руб. или на 37% от уровня ожидаемого исполнения в 1989 г.). Впервые за многие годы были несколько сокращены расходы на оборону (на 6,4 млрд. руб.). Тем не менее, превышение расходов над доходами или дефицит бюджета в принятом Верховным Советом СССР бюджете на 1990 г. составил 70 млрд. руб., что составляет 7,4% валового национального продукта (названная в докладе министра финансов цифра – 60 млрд. руб. – не соответствует действительности. 10 млрд. руб., привлекаемые за счет целевых займов и казначейских обязательств, попали в доходную часть бюджета, по-видимому, по недоразумению). Такие меры не могут привести к ощутимому финансовому оздоровлению.
Чем же вызвано сохранение «мягкой» финансовой политики? Обязанностью бюджетных расходов является отсутствие возможности достоверной оценки их экономической эффективности. Трудно точно рассчитать прибыль от капитальных вложений, окупающихся в течение очень длительного периода времени. Невозможно оценить лишь сопоставлением затрат и результатов эффективность расходов на финансирование фундаментальной науки. И вряд ли можно оценить экономическую эффективность убыточных производств, дотаций к ценам на сельскохозяйственную продукцию, расходов на просвещение, здравоохранение, социальное обеспечение и т.п. Оценка социальных расходов в принципе не может быть сведена к их экономической эффективности.
Решение подобных вопросов не может осуществляться на основе экономических критериев. Это политическое решение, которое вырабатывается в системе политических, а не экономических институтов. Эффективность таких решений, их соответствие действительным нуждам общества непосредственно зависит от эффективности политического механизма, обеспечивающего выявление и согласование различных общественных потребностей.
Одним из самых важных изменений в экономической жизни страны является происходящая в настоящее время политизация процесса принятия экономических решений. В первую очередь, это вызвано гласностью и появлением советского парламента.
Латентный общественный выбор становится явным. Тем не менее, этот безусловно прогрессивный процесс не ведет автоматически ни к улучшению финансовой ситуации, ни к существенно более рациональному расходованию средств. Так, сегодня Верховный Совет СССР – будем надеяться, уже осознанно – сделал выбор в пользу многомиллиардного дефицита и всех вытекающих отсюда инфляционных последствий.
В результате бурного развития в стране общественно-политических процессов давление на бюджет «снизу» с просьбами и требованиями о выделении денег только увеличивается. В процессе становления гражданского общества каждая социальная группа начинает осознавать свои экономические интересы. Появляются новые общественные институты, которые представляют и отстаивают эти интересы. Такими институтами являются различные неформальные организации и движения, забастовочные комитеты, комиссии и комитеты Верховного Совета СССР. В то же время при отсутствии отлаженного механизма согласования локальных интересов, опыта политической жизни и устоявшихся критериев и представлений осознание групповых интересов нередко страдает «инфантилизмом». Выдвигаемые требования, как правило, слабо принимают во внимание состояние экономики страны и реальные возможности общества по их удовлетворению. В качестве примера сошлюсь на интервью председателя Комитета Верховного Совета по делам женщин, охраны семьи, материнства и детства В.Матвиенко корреспонденту газеты «Известия» («Известия», 8 апреля 1990 г.). Этот комитет попросил у правительства на программу по улучшению положения женщин, охраны семьи, материнства и детства 18 млрд. руб. После переговоров с правительством он удовлетворился 3,2 млрд. руб., хотя, как подчеркивает председатель комитета, все проблемы, которыми пришлось пожертвовать, тоже являются «неотложными».
В условиях острой конкуренции за ресурсы побеждает тот, кто лучше организован и имеет больший политический вес. Сформировавшееся в Верховном Совете СССР аграрное лобби не позволило правительству снизить превысившие все разумные пределы бюджетные расходы на сельское хозяйство. В 1990 г. они запланированы в сумме 116,5 млрд. руб., что составляет 24% всех ресурсов бюджета или 12% валового общественного продукта. Вообще говоря, это и есть общественный выбор: снижение расходов на сельское хозяйство только на 3 млрд. руб., например, позволило бы вдвое увеличить программу по улучшению положения женщин. Но выбор сделан не в пользу последних. Очередная победа аграрного лобби – повышение закупочных цен на зерно, для чего в 1990 г. из бюджета выделяется 9 млрд. руб. Более того, хотя дела в сельском хозяйстве не улучшаются, есть основания ожидать от аграрного лобби новых вымогательств.
Второй фактор, влияющий на общественный выбор, – это традиционное планирование от достигнутого уровня, в основе которого лежит система старых приоритетов. Так, например, расходы союзного бюджета на содержание Выставки достижений народного хозяйства СССР составляют 25 млрд. руб., а на академию наук СССР – 13 млрд. руб. Насколько сегодня обоснована такая пропорция? Если бы депутаты Верховного совета смотрели проект бюджета, который они принимали, более внимательно, они обратили бы внимание, что расходы союзного бюджета на содержание управления делами Совета Министров СССР в 16 раз превышают ассигнования на содержания аппарата Президиума Верховного Совета СССР. Это соотношение было вполне естественным, когда Верховный Совет выполнял чисто номинальные функции. Структура финансирования до сих пор отражает старые отношения власти.
В нынешних условиях нужно не только изменить финансовую политику и отказаться от традиционных приоритетов – необходимо найти более эффективные формы согласования интересов различных социальных групп в процессе принятия бюджетных решений. С этой целью мне представляется плодотворной реализация концепции «нулевого бюджета». Люди должны понять, что, голосуя за бюджетный дефицит, они голосуют за инфляцию.
Константин Кагаловский,
кандидат экономических наук
Вестник агентства «Postfactum»
