Доклад ВАЛЕРИЯ СЕНДЕРОВА
на 2-ой международной конференции по правам человека
Список политзаключенных на май текущего года насчитывает 180 чел. (нахождение в заключении 95 из них, как указано в Списке, нуждается в дополнительной проверке). Он составлен двумя правозащитными организациями страны и Московской Группой Международного Общества Прав Человека и опубликован в парижской газете «Русская мысль» (№3939, 3 августа с.г.). В начале перестройки в списке Международного Общества Прав Человека было более 1000 чел. Таким образом, число политзаключенных заметно уменьшилось.
Каковы условия содержания заключенных? В соответствии с советскими законами и подзаконными актами, в карцере применяются постоянные пытки холодом и сном на голых досках. Заключенный лишен прогулок, почти нет дневного света. Перестройка отменила в карцере пытки голодом; однако моральные пытки сохранились в полном объеме. Заключенный лишен права читать и писать, встречаться с родными и с адвокатом, слушать радио... Проще сказать о единственном праве, которое он имеет: сидя на специально сконструированном, крайне неудобном и вызывающем геморрой «грибе», «думать о своей вине».
Политический лагерь располагает неплохой, по советским понятиям, больницей. Однако оказание сколько-нибудь существенной медицинской помощи производится лишь с санкции КГБ, распоряжающегося в лагере всем. Например, практически не лечат «нарушителя режима», тяжело больного Александра Голдовича (арестован при попытке бежать из СССР через Черное море на лодке, срок – 15 лет строгого режима с последующей ссылкой на 5 лет). Таким образом, медицина в лагере – мощное орудие воздействия и «перевоспитания»: здоровых людей среди заключенных почти нет.
Есть ли перемены за годы перестройки? Из УК исключена политическая статья 1901 и приведена в соответствие с международными нормами ст.70. Остальные политические и религиозные статьи (1902, 1903, 142, 227) изменениям не подверглись. Кроме того, принята новая статья, утяжеляющая положение заключенных: 1884. По этой статье человек может быть посажен в лагерь за передачу заключенному «не положенных в местах лишения свободы» предметов. «Не положено» весьма многое: от нательного креста до куска колбасы.
Частично отменены пытки голодом (на т.н. «строгом тюремном режиме» они сохранились: калорийность питания в течение первого месяца много ниже пороговой, занижение которой Нюрнбергским трибуналом признано преступлением против человечности). Последнее – единственное существенное улучшение в ИТК.
Есть и перемены к худшему. Например, незадолго до «первой волны» освобождений (в 1987г.) деревянные полы в тюремных карцерах были залиты асфальтом. Причина нововведения: обессиленные заключенные часто лежат на полу (доски для сна выдаются лишь на ночь). Таков диапазон «хорошего» и «дурного» в советских тюрьмах и лагерях.
«Политических» содержат, в основном, в соответствии с правилами. Так что изменения в их жизни примерно совпадают с описанными выше изменениями в законах и подзаконных актах.
Некоторых постепенно, выбрав выгодный момент, освобождают. Например, недавно, за несколько месяцев до окончания тринадцатилетнего срока. Президентским Указом освобожден политзаключенный Леонид Лубман. Его дело грубо сфальсифицировано КГБ. Однако выбранная Горбачевым форма освобождения практически исключает возможность пересмотра дела, наказания виновных в тринадцатилетних страданиях тяжело больного человека.
Политические аресты продолжаются и сейчас. Перестройка состоит в том, что власти чутко следят за реакцией общественного мнения. Для неэащищаемых категорий политзаключенных перемен практически нет. Например, Олег Плетнев отбыл за проволокой полтора года за попытку перехода границы и освобожден по истечении срока 5 марта с.г. Такова же часто судьба отказчиков от армии по религиозным и политическим мотивам. Однако в случаях, когда арест вызывает решительные протесты общественности, исход бывает иным: после нескольких месяцев тюрьмы арестованных освобождают. Предлоги различны, подчас лживы и унизительны для заключенных. Например, группу крымских татар, арестованных за попытку вернуться на родную землю, освободили, объявив в печати, что они раскаялись в содеянном, и потому не представляют более общественной опасности. Опровержение клеветы «перестроившаяся» печать публиковать отказалась.
Такова перестройка. Посмотрим, как обстоит дело с гласностью.
Необходимо разделить два вопроса: об отношении властей к гласности официальной и неофициальной. Отношение к неофициальной не изменилось: например, Международное Общество Прав Человека на запросы о политзаключенных просто не получает ответов. Такова постоянная ситуация, и потому несколько поездок высокопоставленных иностранцев и официальных советских журналистов в политзону трудно рассматривать иначе, нежели как рекламные шоу.
Правда, недавно было исключение из этого правила: автору настоящего доклада предоставили в Чистопольской тюрьме свидание с Михаилом Казачковым. Хотелось бы рассматривать это как обнадеживающий симптом. Но, разумеется, единственный случай недостаточен для каких-либо выводов.
Напомним для сравнения, что в лагеря генерала Пиночета представители общественности (Международного Красного Креста, Международной Амнистии) допускались беспрепятственно.
Перейдем теперь к гласности официальной. Она провозглашена, и режим не может допустить, чтобы о каком-либо явлении жители СССР узнавали исключительно из передач западного радио. Поэтому вместо полного умолчания применяются более тонкие механизмы, например, жесткая дозировка. Выбран один «образцово-показательный» политзаключенный – Михаил Казачков: его дело – единственное, имеющее сейчас международный резонанс.
К сожалению, честные журналисты бессильны изменить судьбу Казачкова. Власти искусственно используют их усилия как клапан для «выпуска пара».
В труднодоступном читателю журнале «Собеседник» появилась статья о деле Климчака. Средства информации осветили посещение иностранцами политзоны. Это – все (или почти все).
Может быть, тема политзаключенных не интересует советских журналистов? К чести некоторых из них, это не так. Например, сотрудники того же «Огонька» пытались опубликовать материал о деле Александра Голдовича, В конце концов они были вынуждены дать его родственникам официальный письменный ответ, что они не могут этого сделать «по редакционным соображениям».
Таково положение с политзаключенными в СССР сегодня. Оно заметно отличается от того, что происходило во времена Ленина-Сталина-Брежнева. Но оно грубо противоречит букве и духу Венских договоренностей, ничего не имеет общего с нормами международного права.
