В один из вечеров в начале июня в ДК завода "Красная Пресня" состоялась встреча читателей с Леонидом Бородиным - наверное самым малоизвестным из самых крупных современных русских писателей. На Родине он не печатался (если не считать двух или трех газетных публикаций в прошлом году). Основные его книги: "Расставание", "Год гнева и печали", "Третья правда", "Правила игры" - все вышли в издательстве "Посев". В конце этого либо в начале следующего года издательство "Московский рабочий" наконец издаст три первые повести Бородина, а также рассказы - тиражом 5О тыс.экз.
Вел вечер чл.-корр. АН СССР математик и общественный деятель Игорь Шафаревич. Выступали известный патриотический критик Владимир Бондаренко, поклонник "деревенщиков" и Александра Проханова, и представитель издательства "Московский рабочий"
На встрече с читателями Бородин сказал, что писатели-деревенщики - Василий Белов, Виктор Астафьев, Валентин Распутин и Сергей Залыгин - его кумиры. Но по-моему, в собственном творчестве он нисколько им не подражает, да и пишет - мне так кажется - намного лучше.
У Бородина не слишком обычная для "шестидесятника" биография. Не было у него "оттепельных" публикаций, ранней славы, потом затяжных боев с цензурой в годы застоя, эмиграции или постепенного приспособления к политическим обстоятельствам. Вместо этого был арест в 1967 году 29-летнего учителя Бородина за участие в подпольном кружке самообразования - носившем, правда, гордое имя Всероссийский Социально-Христианский Союз Освобождения Народов (ВСХСОН) и даже именовавшем себя "военно-политической организацией". В кружке изучали Бердяева и Джиласа, рассуждали о наилучшем политическом и экономическом устройстве России. Сходились на том, что Россия должна отрешиться от погибельного коммунизма, но ни в коем случае не идти путем тлетворного Запада, а выбирать свои пути.
За ВСХСОН Бородин получил 6 лет лагерей. В 1983 году его посадили опять: на 1О лет лагерей и 5 лет ссылки, как рецидивиста. Показания на Бородина, редактора диссидентско-националистического "Московского сборника", дал А.Иванов-Скуратов. Для Скуратова, известного в определенных кругах деятеля - националиста, антисиониста и антихристианина - Бородин был не первой жертвой. В свое время по его же показаниям сел Владимир Осипов.
В 1987 году горбачевская амнистия дала Бородину свободу. К этому времени книги его уже были напечатаны на Западе и получили высокую оценку читателей и критиков. Несколько раз их читали - сквозь вой глушилок - по "Свободе".
- Как Вы оцениваете деятельность А.Д.Сахарова, Гавриила Попова и Юрия Афанасьева на Съезде народных депутатов? - задал я вопрос Л.Бородину (запиской).
- Из всего этого ряда - один только Сахаров имеет право не голосовать за Горбачева: он единственный из них не получил "гласность" в дар от Горбачева. Я очень со многими его взглядами не согласен, но не могу не уважать... А остальные - Попов, Афанасьев... Боюсь, что многие из этой группы, сами того не понимая, работают на развал, на Февраль... Либерализм - вообще явление безответственное: высказался, а там хоть трава не расти. И "справа" и "слева" есть и те, кто работают на кровавый развал государства, и те, кто противятся этому. А развал - это будет не гибель Империи, а гибель России. Остальные как раз уцелеют. Еще одной Революции Россия не выдержит. Сейчас вновь актуальны слова Столыпина: "Кому-то нужны великие потрясения, а кому-то - великая Россия."
Бородин читал отрывки из своих повестей, отвечал на вопросы. Ругал Коротича и Евтушенко за конформизм в годы застоя и сегодняшнее лицемерие. На вопросы о том, поддерживает ли он "Современник" и "Молодую гвардию", отвечать не стал. На вопрос о "Памяти" ответил:
- Я знаком с Дмитрием Дмитриевичем Васильевым - который, кстати, находится в зале - десять или 12 лет. Я с ним и Глазуновым ездил когда-то на премьеру Еврейского театра (смешки в зале). Отвечая на эти вопросы, мы не должны вылезать на бруствер. Программа "Памяти" нигде не опубликована. Кроме ругани в прессе, никто про нее ничего определенного не знает. Вот когда какая-нибудь газета хорошим тиражом опубликует предложения "Памяти" или, например, пространное интервью с Дмитрием Дмитриевичем, вот тогда я подробно скажу, что я об этом думаю.
Ответ Бородина на вопрос о "Памяти" разделил зал на две примерно равные половины, из которых одна была в смущении и недоумении, а вторая - в восторге. Еще больше зал расколол Бондаренко, говоривший примерно так:
- Хорошие писатели - Солженицын и Бородин, гениальные - Распутин, Белов, Астафьев; не наши, не народные - Евгения Гинзбург, Даниель, Синявский и прочие. Бородина хотели бы использовать - как и других критически настроенных авторов - ненародные, ненациональные, антигосударственные силы, диссиденты - но он им не дастся, слишком он русский, слишком большой и сильный.
Сам Бородин о диссидентах, с которыми вместе сидел (о Галанскове) говорил, напротив, с теплотой. В отличие от Шафаревича, не намекал на непатриотичность писателей-эмигрантов, с благодарностью отозвался об издательстве "Посев". Но и в полемику со своими соратниками по "Русской партии" вступать не стал.
